У. Е. Откровенный роман…
Шрифт:
Ага! Так я и сяду в твою машину!
– Нет. Спасибо. Я тут… в магазин.
– Ну, тагда спакойной ночи, дарагой!
Мы вышли из подъезда, он сел в свою машину, махнул мне рукой и уехал. Как ни странно, у него был самый обыкновенный «Москвич». «Под бедного маскируется, сука!» – подумал я, глядя ему вслед, и, на ходу застегивая куртку, пошел к станции метро «Беговая». И чем дальше я отходил от дома, тем легче мне становилось, словно на фронте, когда выходишь из зоны обстрела. А в электричке – такой же вечерней, как и та, в которой
Через два часа я был в Бронницах, там, подмерзая с тремя аборигенами на станционной площади, сорок минут прождал последний автобус до поселка Волжанка, а когда добрался наконец до Фединой «дачи», она оказалась темной и запертой, и даже его инвалидной «Оки» не было во дворе. А его моторная лодка лежала на берегу, перевернутая кверху дном и прикованная к дереву цепью с тяжелым навесным замком. Федя Синюхин либо помирился с женой, либо махнул на свою родину, в Вятку…
Я посмотрел на часы. Было одиннадцать вечера. Если бегом, то, может быть, успею к последней московской электричке. Но потом – куда?
И все-таки я побежал обратно на станцию – не ночевать же на улице! Хотя «побежал» – это, конечно, громко сказано, куда уж мне пробежать семь километров в мои 56 лет! Но и так – то трусцой, то быстрым шагом – я все-таки успел к электричке и к часу ночи оказался на Казанском вокзале. Потом – последним поездом метро – доехал до «Беговой». И – уже крадучись, как вор, – задами и вдоль гаражей вышел в тыл своего дома и посмотрел наверх, на окна своей квартиры.
Ждать пришлось совсем недолго. Так и есть! – через две минуты в темном окне моей кухни вспыхнула спичка и красным огоньком обозначилась чья-то сигарета.
Я оказался прав: меня ждали.
Как ни странно, но теперь, когда я убедился в том, что паниковал не зря и что они – там, наверху, я успокоился. Выходит, моя интуиция или мой ангел-хранитель еще функционируют.
Тихо и уже правильно, как профи, я шагнул еще глубже в тень и так, нигде не выйдя из этой тени от гаражей, пошел к лазам в дворовых заборах, знакомым еще с детства. И только выйдя на Хорошевское шоссе в двух, наверное, километрах от дома, передохнул и зашел в телефонную будку, сунул в прорезь телефонную карточку и набрал номер, который не имел права набирать.
– Алло… – сказал недовольный заспанный голос.
– Извини, я тебя разбудил? Это я…
– Ой! – Голос явно проснулся. – А я вам только полчаса как звонила, вас не было. У вас определитель, что ли?
– Да, – усмехнулся я. – В душе. Ты одна?
– А что? – сказала она кокетливо.
– Ты можешь дать мне свой адрес?
– Вы хотите за мной заехать?
– Почти.
– Но я уже в постели…
– Не важно, оденься.
– Вы… вы были там? – вдруг догадалась она. – Вы видели Ваню?
– Ты дашь мне свой адрес?
– Конечно! Пишите: улица Чаянова, 12, квартира 48, код домофона 1248.
Оказывается, врать легко. Вы просто не говорите всю правду, только и всего. Мы сидели у нее на кухне, и она все повторяла и повторяла свои вопросы:
– Ну, какой он? Ну, расскажите подробней!
– Да я его видел всего минуту… – усмехался я, допивая вторую чашку чая.
– Все равно! Расскажите еще! Он худой? Они его кормят?
– Он не худой, успокойся.
– А какой у них дом? Большой?
– Двухэтажный. С бассейном, гаражом, тремя спальнями, кухня с двумя холодильниками…
Полина изумилась:
– Откуда вы знаете? Вы были у них?
Я понял, что заболтался, но тут же выкрутился:
– Да это американский стандарт! У них все кухни с двумя холодильниками, посудомоечной машиной, микроволновой печкой, кофеваркой и прочее. И в каждом доме на полах ковры, три телевизора, видеомагнитофон, кабельное телевидение и антенна-«dish» с приемом ста двадцати телеканалов. А в подвале еще бар, комната со спортивным оборудованием и бытовой блок со стиральной и сушильной машиной. И в спальнях по пять комплектов постельного белья, это закон…
Господи, как легко, как приятно и даже вдохновенно было мне врать, глядя в ее зеленые, восхищенные и лучащиеся радостью глаза!
– И он точно похож на Романа? Не на рыжего Виктора? – спросила она в десятый, наверное, раз.
– Точно. И лицом, и волосы черные, и глаза…
– Слава Богу! А вы не сделали фотографию?
– К сожалению, не успел. Они унесли его в дом.
– Унесли? – всполошилась она. – Почему унесли? Ему же четыре года!
Но я и тут выкрутился:
– Да они его на руках носят, просто так, для удовольствия. И потом – там ведь жара чудовищная! Поэтому из машины – прямо в дом, бегом. Понимаешь?
Она доверчиво кивнула. И спросила опять:
– А какие они? Богатые? Как выглядят?
– Ну, какие… Глен такой высокий, почти как ты. Худощавый, лет 35–36. А Семента маленькая и толстая, но очень живая, веселая. Несет Ваню и смеется.
– Значит, не обижает?
– Да что ты! Я же говорю: на руках носят!
– А машина у них какая?
– «Лексус», внедорожник.
– Богатые… Слава Богу! А то я тут читала в «АиФе», что какие-то американцы вот так же усыновили нашего мальчика, а потом так над ним издевались, так издевались… А он, значит, на Романа похож, не на Виктора? Точно?
– Да сколько ж тебе говорить? Кожлаев вылитый!
– А на меня? На меня хоть немножко похож?
– Ну, ты даешь, Полина! Сначала молилась, чтобы сын был на Романа похож, а теперь – чтобы и на тебя…
Она улыбнулась:
– Конечно! Хочется же. Мой ведь сыночек! Ой, как хорошо, что вы его нашли! Можно я вас поцелую?
Я в изумлении посмотрел на нее. После всего, что было у нас с ней в постели, и после ее признания, что она ненавидит мужчин…
Она поняла меня и усмехнулась: