У. Е. Откровенный роман…
Шрифт:
– Сколько тебе нужно на поездку?
Я пожал плечами:
– А сколько, ты думаешь, мне придется скрываться?
– Хрен его знает! – нервно ответил Банников. – Поезжай, а там разберемся. И сиди в Штатах, пока я не скажу. – Банников подошел ко мне вплотную и, оглянувшись на рабочих-строителей, тихо сказал, словно читал мои мысли: – Запомни, Битюг: Харунов – это тебе не Кожлаев. И не Банников. Харунов – это Хаттаб. Ты понял?
И в эту секунду зазвонил телефон. Казалось бы – ничего особенного, сколько таких телефонных звонков звучат сейчас каждую минуту теми особыми мелодиями, которыми
– Да?.. – напряженно произнес он в микрофон. И с облегчением выдохнул: – О-о! – И сказал насмешливо: – Здравия желаю, товарищ генерал! – И одними губами, без голоса, показал мне: – Палметов… – И спросил в трубку: – Наш общий друг? Понятия не имею! Он, сука, выставил меня почти на десять штук и ушел в запой, падла! Ну и кадры у вас! Вы ему звонили? Всю ночь? – Банников выразительно посмотрел на меня и продолжал в телефон: – А что случилось? Слет ветеранов? Через неделю? Да он по блядям пошел, куда же еще?! Вы его в клубах поищите. Нет, не в ночных, а в спортивных, где в баскетбол тренируются. – Рыжий явно вошел во вкус своей шутки и стал обсасывать ее: – Да у него сейчас конек – телки в два метра ростом! Да. Чем выше, тем лучше – он подпрыгивает и в лёт…
Юмор, как известно, – главный показатель интеллекта. У Банникова он был, конечно, где-то на уровне паха.
– Что? Конечно, скажу… – И, захлопнув крышку мобильника, враз посерьезнел, произнес без паузы: – Достал ты меня, Битюг! И чеченцы тебя ищут, и ФСБ! Выходит, из Шереметьево тебе уже не вылететь. Поедешь машиной в Ригу, я дам «окно». И никому не звонить! Никому – ты понял?
– В таком случае дай твой телефон.
– Зачем?
– На минуту.
Рыжий нехотя протянул мне свою «Nokia».
Я набрал длинный номер и посмотрел на часы. В Москве было двенадцать дня, а во Флориде четыре утра. Естественно, мне ответил автоответчик – женским голосом с испанским акцентом:
– Спасибо за звонок в наше агентство. Наши рабочие часы: с десяти уфа до шести вечера ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Но вы можете оставить свое сообщение после короткого гудка, и мы вам обязательно позвоним. Всего хорошего!
Я дождался гудка и сказал по-английски:
– Good morning, мисс Лупрано! Это мистер Чернобыльский относительно аренды дома номер 4533 по 45-й линии в Сэндвилле, Флорида. Благодарю за ваше письмо. Я согласен снять этот дом на шесть месяцев, начиная с сегодняшнего дня, по цене полторы тысячи в месяц. Завтра позвоню вам из Парижа. Всех благ!
Рыжий вслушивался в этот английский монолог, но не понял, конечно, ни слова.
– Куда ты звонил? – спросил он.
– Во Флориду. Я снял дом по соседству с мальчиком.
Вой сирен и трубный рев ревуна стерли изумление с его лица, он повернул голову к Рублевскому шоссе. Там на предельной скорости летел правительственный кортеж – впереди два внедорожника «БМВ» с включенными рогами-мигалками, сиреной и ревуном, а за ними две черных «ауди» со своими мигалками,
Проводив восхищенным взглядом этот пролетевший к Москве кортеж, Рыжий повернулся к рабочим:
– Эй! Чо хавальники открыли? За работу! – А мне чуть потише: – Так, ты тоже. Сколько тебе нужно в дорогу?
– Мы одну вещь забыли, – сказал я.
– Какую?
– Эксгумацию Кожлаева.
– Это еще на хрена?
– Ты забыл? Если я добуду волосы мальчика для анализа ДНК, с чем их будут сравнивать для установления отцовства?
Банников несколько секунд смотрел на меня в упор, словно решая в уме какую-то дилемму. Потом сказал:
– Иди за мной… – и, не оглядываясь, направился в глубину дачи, на ее неразрушенную половину.
Я заинтригованно двигался за ним.
Банников, не вытерши грязной обуви, прошел, следя по ковру, в свой (бывший кожлаевский) кабинет. Там он прямиком подошел к большому напольному сейфу и стал сосредоточенно колдовать над шифрами трех его замков.
Я стоял у него за спиной, гадая: что он может мне показать? Отрезанную голову Кожлаева? Его скальп? Засушенные уши?
Банников открыл наконец тяжелую дверцу сейфа, и я увидел, что сейф этот абсолютно пуст, в нем нет ничего. Однако Банников сунул руку на верхнюю полку и взял с нее один-единственный лист бумаги, который, оказывается, там лежал. Посмотрел на него и с усмешкой протянул мне.
– Что это? – спросил я.
– Читай. Увидишь.
Я взял лист, но читать на нем было практически нечего, за исключением двух строк. Крупными, кривыми, бурыми буквами и скорее всего пьяной рукой с перьевой ручкой там было нацарапано:
ТЕПЕРЬ МЫ БРАТЬЯ
И подписи:
РОМАН КОЖЛАЕВ + ВИКТОР БАННИКОВ
Я с недоумением взглянул на Банникова. На его круглом лице было мальчишеское торжество.
– Мудак! – произнес он с ликованием. – А еще ФСБ! Полковник! Это его кровь, понимаешь? Мы кровью расписывались.
«Nokia» в кармане у Банникова опять запела нарастающее «Болеро», Рыжий машинально достал трубку, отщелкнул крышечку:
– Алло, слушаю… – И побледнел: – К-кто? С-с-слушаю вас, да… – И дрожащей рукой протянул мне телефон: – X… X… Харунов… Т-тебя…
Я посмотрел на трубку. Итак, Харунов меня вычислил. Выхода нет.
Я взял эту трубку, приложил к уху:
– Чернобыльский.
– Дарагой! – сказала трубка неожиданно высоким для такого мужика, как Харунов, голосом. – Зачем бегаешь? Давай встретимся, пагаворим, как мужчины.
– О чем?
– Ты знаешь о чем.
– К сожалению, не знаю.
– Перестань! – усмехнулся голос. – Я с тобой серьезно гаварю, а ты! Вот ты в Ригу, я слышал, собрался, правильно? А зачем? Я тебя из Домодедово первым классом в Европу отправлю. Ты же знаешь, кто Домодедово держит…
Я знал, кто «держит» аэропорт Домодедово, об этом даже в газетах писали.
– Хорошо, – сказал я и посмотрел на часы. – Домодедово, через два часа. Я буду не один.
– А с кем?
Я посмотрел на Банникова, но он в испуге отрицательно замахал руками.