Шрифт:
– А что, разве вы возражаете против одежды? Я без одежды ходить не согласна. Необходимо хоть купальные костюмы оставить.
– Никто вас раздевать не собирается, да вряд ли это кому и любопытно, хотя, конечно, это есть чистейшее дело вкуса, следовательно, ваш вывод не отрицательный по отношению к одежде?
– Бежать, так нужно одежду полегче.
– Я так вас понимаю, – ответил он ласково на ее улыбку, – что вы намерены распродать все перед отъездом.
– Совершенно верно.
– О зятьях ваших не беспокойтесь, им костюмы будут доставлены первый сорт. Я знаю, вы беспокоитесь о Ларвине.
– Отчаянный, вот если б он меня слушал. А как вы думаете, это не опасно для жизни, вот и коммуна и переезд!
– Нет, только целебно. Распродать – вы правильно. Я рекомендую вам продать
– Как же так, вы сами и организатор, сами и покупаете.
– А может быть, я покупаю в общее пользование?
– Они бесшабашные, да вот Лебедевы, а жаль, что один остался здесь.
– Позвольте, один из них здесь?
– Да Мазурский, – сказала Степанида Константиновна, блестя своим скафандром. – Он первый по бегу был, но совсем за жульнические проделки дисквалифицирован.
– Да я вам об этом уже и говорил! – воскликнул Черпанов.
– Ничего вы мне не говорили. Когда же это?
Я был крайне этим изумлен, и поэтому мне становился все понятнее испуг Черпанова и бегство Мазурского. Но размышлял я недолго.
Черпанов напер на старуху:
– Будем говорить коротко: отдаете вы мне или нет то готовое платье, которое получили от Мазурского?
Старуха замялась.
– Выбирайте: в общее пользование или за наличные деньги. Вот выкладываю.
Он достал платок Жаворонкова, развязал.
– Да я не понимаю, для каких вам целей нужно? Совершенно же странная вещь. То есть ваши поступки, Леон Ионыч, я только на другой день понимаю, а этот и на третий не пойму, хоть вы мне объясняйте, хоть не объясняйте, но я просто пугаюсь, это страшнее, чем уехать на Урал. – Она начала багроветь и злиться. – Дайте мне отойти.
Черпанов понял это и отошел.
– Не понимаю, как можно простым предложением продать готовое платье навести на вас панику? Не годится оно мне?
– Да вполне годится.
– Чего ж тут удивительного!
– Но вы нас не за границу же ведете?
– Нет.
– Зачем же вам такое платье?
– А вот и нужно.
– Отойдите от меня, я начинаю гореть.
Черпанов отошел.
К сожалению, этому поучительному разговору нельзя было развиться, помешали и вошли Насель, Жаворонков и Трошин. Они, всякий по-своему, но были чрезвычайно взволнованы. Насель подошел к Черпанову, потряс ему руку и сказал:
– Ну да, он сбежал.
Старуха побагровела, она напугалась и готова была выскочить в окно: кто-то сбежал раньше нее, кто-то учуял панику лучше нее, но ее успокоило то, что она знает, куда нужно убежать, паника мгновенно как-то мяла всю ее фигуру, но затем следовал поток брани, который как бы направлял ее чувства по твердому пути. Она выпустила несколько изящных и ловко построенных ругательств, она готова к бегству.
– Кто еще убежал? – спросил Черпанов.
– Никто еще, а убежал Мазурский.
– Позвольте, но ведь вы мне от него записку передавали, чего же вы обеспокоились?
– Но беспокоишься, когда вы на записку не реагируете общими для всех средствами. Нас надо успокоить, в конце концов мы желаем знать, если ехать на Урал, то хотя бы какой-нибудь местком, что ли, избрать, чтобы кто-нибудь обеспокоился билетами; у меня на шее родственники, они требуют ясности.
– Ясность. Пожалуйста. – Черпанов вынул письмо Мазурского из одного из своих бесчисленных карманов и прочел. – Видите, человек сбежал. Неизвестно куда, но все-таки заботился обо мне. Чем эта забота вызвана? Да тем, что я его испытывал, может ли он поехать на Урал, и он испытание это не выдержал и удрал к Черному морю.
– Почему вы думаете, что он удрал к Черному морю?
– Да все жулики направляются туда, все неприспособленные, а может быть, он чахотку у себя нашел, – одним словом, он почувствовал тяжесть, и его бегство вынуждает меня сказать вам, что вы выдержали испытание, а он нет. Вы можете войти в бесклассовое общество, а он нет.
– В чем же выражались эти испытания?
Но тут вошли Ларвин и Сусанна. Черпанов очень даже обрадовался приходу Ларвина, а тот шел разухабисто и развязно.
– Вот отлично, что пришел Ларвин, – сказал Черпанов. – Я рад буду развить перед ним свои идеи относительно того, в чем же происходило испытание, но раньше всего
– А чем же вам не оказано внимание?
– Всем. Понимаю, но в одном пункте все здесь присутствующие нагрешили. Я буду говорить прямо. Это всем вам известное готовое платье. Вместо того, чтоб честно передать его старшему товарищу, вы начинаете его перебрасывать из рук в руки и не видите даже в этом насмешки надо мной, а продолжаете делать свои выгодные дела. Костюм – что. Я на нем не стал бы и настаивать, если б не рассматривал этот вопрос принципиально. Дело в том, что вот и разговорчики о кладах и все прочее – это не годится. А, кроме того, ну, за каким чертом вы натянете костюм? Ведь вас же и совесть и все окружающие засмеют, когда вы будете ходить в лучшем костюме, чем ваш старший товарищ, да вам, наконец, и самим будет стыдно. Вот возьмем Ларвина, – человек, к которому прекрасно идет военный костюм, который будет комендантом охраны комбината, и вдруг нарядится черт знает во что…
– Именно, – сказал Ларвин и, наклонившись ко мне, сказал: – Собственно, он прав, надо бы достать костюм да и отдать ему, зря я его замыл, перебросил.
– Кому? – спросил я тихо, но Черпанов позвонил в стакан:
– Внимание! Для возражений будете иметь слово, фактически я вам сейчас читаю почти официальный доклад о комбинате. Не ждали? Вы подробно узнаете о целях и задачах. Ошеломляющие сведения. Сейчас Егор Егорыч доставит вам планы, которые нами только что получены, и здесь, надо сказать, без ослепления, даже я, человек привыкший и принимавший сам в этом участие, и то был ослеплен и не могу без ослепления смотреть на это дело. Но раньше, чем спуститься нам в подробные планы комбината, раньше, чем я изложу вам те принципы, установки, опираясь на которые мы выберем местком, я позволю себе еще раз вернуться к тому вопросу, который я не зря, конечно, поставил в начале своего доклада. Я говорю опять-таки о готовом платье. Товарищи, если мы вначале будем себя вести так, то, извините, с какими же мы лицами приедем в комбинат? С лицами, наполненными собственностью, и мелкой собственностью вдобавок. Я должен буду дать исчерпывающий отчет людям в каждом проведенном мною часе, а я буду говорить, извините, что я гонялся за костюмом. Но ведь это же странно, по меньшей мере, скажут мне. И они будут правы. А между тем, костюм американский, нужный не только для представительства, а вот скажите-ка вы все, здесь присутствующие, – ради каких целей вы его прятали? Кто в нем приезжал, с кем вы переговоры вели и на какой предмет? Черт побери, не возникнет ли вопроса, из какого вещества этот предмет? – Черпанов проявил странную горячность и запальчивость. – И этот вопрос к вам, как к военному, будет обращен в первую очередь, Ларвин! С какими целями вы вели переговоры с иностранцами? Может быть, вы продали какое-нибудь странное изобретение, нужное для страны? Кто приезжал?
– Никто не приезжал, – ответил Ларвин.
– Как никто? Что же, этот костюм с неба свалился? Ведь он готовый к вам попал?
– Готовый.
– Никто не шил?
– Нет. Мы и разучились шить, мы все в старье ходим.
– Отлично. Вы его получили от Мазурского. А Мазурский получил от Населя.
– То, что он получил от меня, иностранец не мог привезти, он получил от другого.
– А Насель от кого? Виляете, финтите! Отвечайте правду! Но не будем вести глупого допроса, допустим, что Мазурский взял не тот костюм, а здесь он определенно намекает на американский, следовательно, к вам-то, Ларвин, попал явно американский костюм. И это легко проверить. Несите его сюда, и тогда мгновенно между нами рассеется очень неприятное недоразумение, и мы сможем приступить к выбору временного месткома. Тащите.