Уайклифф и последнее жертвоприношение

Берли Джон

Керси являл собой тип этакого характерного полицейского «морда кирпичом». Отчасти он действительно так выглядел, а отчасти немножко играл такую роль. Но давным-давно, еще на заре их совместной работы и дружбы, Уайклифф сумел разглядеть за этой маской очень порядочного человека с чувствительной душой…

Органиста Уайклифф нашел сидящим на скамейке в церковном зале. Солнце светило в этот момент сквозь цветное оконное стекло южной стороны, и оттого на лице органиста лежал розоватый отсвет.

Арнольду Полу было лет под шестьдесят, шевелюра его уже почти полностью поседела. Был он

полным, гладеньким, холеным, одет тщательно. Уайклиффу невольно пришло на ум выражение «откормленный каплун», и он про себя улыбнулся.

Уайклифф протянул ему руку:

— Мистер Пол? Вы уже видели, что сделали с вашим ценным инструментом?

— Нет, мне пока ничего не показывали. Велели сидеть здесь и ждать.

Было очевидно, что этот человек не привык подчиняться кому бы то ни было, но весьма быстро обучился этой нехитрой науке…

Увидев заткнутые клавиши, он воскликнул:

— Однако как странно!

— Что вы думаете, почему это так сделали?

Арнольд Пол потер пальцами гладко выбритый подбородок.

— Ну, я даже боюсь говорить, уж больно мне собственная мысль кажется дикой… А с другой стороны, вряд ли эти ноты были выбраны совершенно случайно…

— Расскажите, в чем дело?

— А вам этот аккорд ничего не подсказывает?

— Мне? Боюсь, что нет.

— Ну, эту октаву использовал Шуман в своих «Вариациях», которые посвятил Мете фон Абегг, его тогдашней возлюбленной… Видите, зажаты клавиши — ля, си, ми, соль и снова соль октавой выше.

Уайклифф, несмотря на все старания своей супруги, почти ничего не понимал в музыке, но все-таки считал, что немного разбирается в клавиатуре. Он заметил несколько уязвленно:

— Позвольте, разве эта вот вторая, черная клавиша — не си-бемоль?

— Ну да, по нашей нотной грамоте это так, — нетерпеливо бросил органист. — Но немцы называют ее «си», так же и Шуман… Так что этот факт подтверждает, что набор нот был избран не случайно! Со знанием Шумана!

— А вы можете предложить какое-нибудь объяснение, отчего кому-то взбрело в голову привлечь внимание к этому тонкому музыкальному вопросу в такой драматической ситуации?

Пол посмотрел на инспектора круглыми глазами:

— Во всяком случае, для меня это ничего не означает. Не могу понять.

— Покойная занималась уборкой в церкви; надо полагать, вы были с ней знакомы?

Такая резкая смена темы беседы была для размеренного мистера Пола тяжкой нагрузкой, но он поднапрягся и сумел перестроиться.

— Знаком с ней? Ну да, я ее знал. Да и не только по ее работе здесь. Пару месяцев назад я уговорил ее подрабатывать и у меня в доме. Она приходила два раза в неделю — по вторникам и пятницам — по три часа. Она была очень, очень добрая женщина, она сумела даже найти язык с моей старой экономкой, женщиной весьма непростой и, прямо сказать, склочной…

— А покойная интересовалась музыкой?

— Насколько я знаю, нет.

— Как по-вашему, тот, кто устроил нам эту шараду, этот музыкальный ребус, был подкован в музыке?

Пол помялся.

— Смотря что называть «подкован». Думаю, что множество людей, не считающих себя особенно музыкальными, могут знать о «Вариациях к Абегг» и о различии между английской

и германской нотной грамотой…

— Еще один вопрос, мистер Пол. Я буду задавать его всем, кто как-то был причастен… Где вы находились вчера, примерно между половиной восьмого и полночью?

— Я был дома.

— А кто-нибудь может это подтвердить?

Пол подумал.

— Моя экономка, наверно, но она глуховата, и поскольку мы с ней не находились в одной комнате, ее показания не слишком основательны…

Конечно, у Уайклиффа еще имелись вопросы к органисту, но он решил пока заняться расширением круга расследования. А тут еще приехал доктор Фрэнкс.

Распрощавшись с Арнольдом Полом, Уайклифф подошел к патологоанатому, который смотрел щурясь через очки на распростертое тело.

Фрэнкс был невысок, и не то чтобы жирен, но полноват. Он был прожженный циник, как большинство людей его профессии, но при этом обладал своеобразным юмором, чего большинство его коллег были лишены. Но главное, Уайклифф очень ценил его мнение как специалиста.

— Надеюсь, ты вполне осознаешь, что испортил мне праздник? — заметил Фрэнкс.

— Да уж, старик, такая у меня привычка — портить тебе праздники… Что ты думаешь об этом деле?

Фрэнкс мрачновато сказал:

— Похоже, я вообще потерял способность чему-либо удивляться, Чарли. Поэтому я мало чем могу быть тебе полезен. Экспертиза предстоит довольно простая… А вот тебе наверняка предстоит поломать себе мозги с экспертами-психиатрами, если дело вообще когда-нибудь дойдет до суда… Ты меня понимаешь? Ладно, давай начинать. Если Фокс готов, пусть снимает.

Наскоро проведя предварительное исследование, Фрэнкс проворчал:

— Ясно, что имел место сильнейший удар по голове, но и после аутопсии я вряд ли скажу что-то более определенное…

— Нельзя ли определить позицию нападавшего?

Фрэнкс высокомерно пожал плечами:

— Я никогда не отказывался делать за тебя твою работу, Чарли… Что ж, череп раздроблен в левой париэтальной области, рядом с сагиттальным швом, иными словами, близко к макушке. Могу предположить, что в момент удара она наклонилась вперед или стояла на коленях, нападавший находился слева от нее, и она подняла на него глаза, когда он ударил ее по голове. Ну как, ты доволен?

— А какой силы был удар?

Фрэнкс подумал.

— Ну, поскольку у молотка чертовски длинная рукоятка, тут можно было размахнуться как следует, и даже не требовалось прилагать особой силы.

— То есть и женщина могла нанести такой удар?

Фрэнкс кивнул:

— Вообще-то да, пол здесь ни при чем. Но половые вопросы видятся тут совсем с другой точки зрения, так что маловероятно, чтобы это была женщина.

— А время, когда она умерла?

Фрэнкс криво усмехнулся.

— Это была, как пишут в книжках про здоровый образ жизни, «женщина с хорошо развитой мускулатурой», и она занималась физической работой перед тем, как ее кокнули. Мышцы были разогреты… А с другой стороны, температура здесь вчера вечером и ночью близка была к комнатной, ничего особенного… — Он склонился, пытаясь согнуть руку трупа. — Ну вот, окоченение уже начинает спадать. И если учесть температуру тела, то…