Убегай!
Шрифт:
– Не понимаю, о чем вы.
– Да все о том же – вы действительно отказываетесь со мной разговаривать?
– Только до тех пор, пока не явится мой адвокат.
Айзек Фагбенл вздохнул, снял одну ногу с другой и встал.
– Ну, тогда пока.
– Можете подождать в приемной.
– Нет, так не пойдет.
– Она скоро будет.
– Саймон… Кстати, можно, я буду звать вас Саймон?
– Конечно.
– Вы ведь хорошо заботитесь о своих клиентах, правда?
Саймон посмотрел на Ивонну, потом опять на Фагбенла.
– Стараюсь.
– То
– Так.
– Вот и я тоже. Мои клиенты – налогоплательщики города Нью-Йорка. И я не собираюсь тратить впустую их заработанные тяжким трудом доллары, сидя у вас в приемной и листая журнальчики, где пишут про деньги. Вы меня понимаете?
Саймон молчал.
– Когда вы и ваш адвокат сможете уделить мне время, приходите в полицейский участок.
Фагбенл разгладил свой костюм, сунул руку в карман пиджака, вынул оттуда визитную карточку. И вручил ее Саймону.
– А теперь до свидания.
Саймон прочитал то, что было написано на карточке, и увидел там кое-что такое, что его несколько удивило.
– Бронкс? – спросил он.
– Простите, что?
– Тут написано, что ваш участок находится в Бронксе.
– Верно. Вы, ребята из Манхэттена, порой забываете, что в Нью-Йорке пять районов. Это Бронкс, Куинс и…
– Но ведь нападение… – Саймон остановился и быстро отмотал назад. – …якобы имевшее место нападение произошло в Центральном парке. А он находится в Манхэттене.
– Да, верно, – сказал Айзек Фагбенл, снова сверкнув ослепительной улыбкой. – Но вот убийство… Убийство произошло в Бронксе.
Глава пятая
Когда Елена Рамирес, прихрамывая, вошла внутрь этого чудовищно огромного офиса с чудовищно сногсшибательными видами из окон, она приготовилась к неизбежному. И хозяин кабинета ее не разочаровал.
– Погодите, вы Рамирес?
Елена давно привыкла к подобному скептицизму на грани шока.
– Во плоти, – сказала она. – Может быть, плоти несколько многовато, как на ваш вкус?
Ее клиент, Себастьян Торп Третий, не скрывая, разглядывал ее так, как он никогда бы не стал разглядывать мужчину. Ее это нисколько не задело, ничего подобного. Для нее это был просто факт. Все, что касалось Торпа, смердело деньгами: и словечко «третий» в конце имени, и сшитый на заказ костюм в тонкую полоску, и румяное лицо мажора, и гладко зачесанные назад волосы, как у дельцов с Уолл-стрит в восьмидесятые, и дорогущие запонки с быками и медведями [13] .
Торп продолжал пристально разглядывать ее, – должно быть, кто-то ему сказал, что у него испепеляющий взгляд.
13
Имеется в виду символ фондовой биржи – борющиеся бык и медведь.
– Хотите проверить, какие у меня зубы? – спросила Елена.
Она широко открыла рот.
– Что? Нет, конечно
– Уверены? Еще могу специально для вас покружиться.
Она покружилась.
– Как вам моя попа, впечатляет?
– Прекратите.
Офис Торпа был обставлен со староамериканским дурновкусием, все белое и хромированное, посередине коврик из шкуры зебры, словно специально для того, чтобы позировать на нем. Одни только понты, и больше ничего. Он стоял по ту сторону белого письменного стола, такого огромного, что под ним могла бы уместиться «хонда-одиссей». На столе – свадебная фотография в рамке, явно постановочная, на которой Торп в смокинге и с самодовольной ухмылкой стоял рядышком с крепенькой юной блондинкой, которая, вероятно, подавала себя в «Инстаграме» фитнес-моделью.
– Дело просто в том, что вы пришли сюда с самыми лучшими рекомендациями, – сказал Торп, пытаясь пояснить свое поведение.
Он имел в виду, что за свои деньги ждал существо несколько более элегантное, а не эту маленькую, пухленькую мексиканку не больше пяти футов от пола, в джинсах с высокой талией и простеньких туфельках. Такие парни, услышав ее имя, ожидают увидеть нечто вроде Пенелопы Круз или какой-нибудь стройной танцовщицы фламенко, а не эту похожую на уборщицу в пляжном домике коротышку.
– Джеральд говорит, что вы лучшая, – снова сказал Торп.
– И самая дорогущая, так что давайте ближе к делу. Как я поняла, у вас пропал сын.
Торп взял сотовый телефон, потыкал в него пальцем и развернул к ней экраном.
– Это Генри. Мой сын. Ему двадцать четыре года.
На снимке Генри был в синей тенниске, на лице неуверенная улыбка, как бывает, когда пытаешься улыбнуться, но настроения нет. Елена наклонилась, чтобы рассмотреть поближе, но разделяющий их стол был слишком широк. Тогда оба подошли к окну с потрясающим видом на реку Чикаго и центральную часть города.
Судоходная река на северо-востоке штата Иллинойс.
– Милый мальчик, – сказала она.
Торп кивнул.
– Давно он пропал? – спросила она.
– Три дня.
– Вы сообщили в полицию?
– Да.
– И что?
– Разговаривали со мной очень вежливо. Выслушали, приняли заявление, открыли дело, или как это называется… потому что видели, конечно, кто перед ними…
Ну да, подумала Елена, белый, и денежки водятся. Вот и все. Этого достаточно.
– Я слышу в вашем голосе «но», – сказала Елена.
– Но он прислал мне сообщение. Я имею в виду Генри.
– Когда?
– В тот день, когда пропал.
– Что он написал?
Торп еще потыкал в телефон и протянул ей. Елена взяла его и прочитала:
Еду с друзьями на запад, вернусь через две недели.
– Вы показывали это полиции? – спросила Елена.
– Показывал.
– И тем не менее они приняли заявление?
– Да.
Елена попыталась представить реакцию полицейских, если бы черный папаша или латиноамериканец явился сообщить о пропавшем сыне и показал им подобный текст. Его со смехом прогнали бы из участка.