Убей, укради, предай
Шрифт:
– Нет, – вдохновенно соврал Турецкий. – Они зашифрованы. А вы уверены, что выкачали из этого Круглова всю информацию? Он должен знать, на кого работал, ибо исполнял он слишком деликатные поручения, требующие понимания ситуации.
– Александр Борисович, мы умеем разговаривать с предателями, – заверил генерал. – Он сказал все, что знал. Куда это вы? Уже уходите?
– На похороны своего друга. И вашего бывшего сотрудника, кстати.
20 сентября, 19.50
Реддвей одолел басинские сочинения
– Бесценное литературное наследие! – Он торжественно вернул блокнот Турецкому. – Ты думаешь, Митина хотела купить эти дневники у Черного, чтобы Кулинич случайно не пронюхал о ее сексуальных подвигах?
– Не думаю.
– И я не думаю. При таком образе половой жизни… В общем, он не мог не знать.
– Мне кажется, попади этот дневник в руки Кулинича, Митиной ничто не грозило бы, – согласился Турецкий, – но она в этом не уверена: подозревает, что могла сболтнуть Басину что-нибудь лишнее спьяну или под кайфом.
– Не знаю. Может быть… – Реддвей покряхтел так, как будто собирался с духом, чтобы сказать нечто особо важное. – Давай забудем пока про дневник. Меня сейчас больше беспокоит Джеффри.
– Опять? – удивился Турецкий. – Все же прояснилось.
– Не все. Зачем Митина его «заказала»? Она работает сама на себя, на Кулинича или на кого-то в Вашингтоне?
– А как тебе больше нравится?
– Спроси лучше, как больше не нравится!
– Как?
– На мистера Икс в Вашингтоне. Это означает, что в игре участвует еще одна сторона, а мы о ней до сих пор даже не подозревали!
– У тебя шпиономания, уважаемый мистер R. Если Симпсон своей деятельностью напряг какого-то важного перца в Вашингтоне, он бы с ним разобрался, не прибегая к помощи Митиной – она специалист несколько иного профиля. А если этот перец без Митиной ни на что не способен, значит, он не такой уж важный. Ну а Кулинич тем более связался бы с киллером без ее посредничества. Выходит, она действовала от своего имени и в собственных интересах. Причем интересы ее противоположны интересам Симпсона, то есть, как это ни странно, возможно, совпадают с нашими.
– Э-э-э… Как это называется… Твоими бы устами да джем…
– Мед. Найдем Митину, припугнем басинскими дневниками и все узнаем – это вопрос времени.
– «Найдем», – передразнил Реддвей, – «припугнем»… Если Кулинич ее первым не найдет и не припугнет!
– И закажет в «Вашингтон пост» некролог на всю первую полосу!
– А ты не смейся! Захочет – закажет!
– Погоди. – Турецкий махнул рукой, как бы отметая предыдущий досужий разговор. – Ты это серьезно?
– Представь себе. Это даже не данные ориентировки, которыми меня в Вашингтоне пичкали, чтобы голову заморочить, как я теперь понимаю, а личные, абсолютно надежные сведения. Пользуйся! Если знаешь как.
– И воспользуюсь!
Турецкий поднялся и напряженно заходил перед Реддвеем туда-сюда.
– Каким образом?
– Давай по порядку: ты говоришь, что при введении в
– Так, так. Но с какой целью?! Вот в чем вопрос сейчас.
Турецкий отрицательно покачал головой.
– Дерьмо вопрос, как говорит Вячеслав Иванович. Если тебе морочили голову, значит, был в этом высокий государственный интерес. Хотя, в скобках, по словам другого знакомого нам мыслителя – господина Романова – любой высокий государственный интерес на поверку оказывается чьим-то глубоко личным, низким и корыстным.
– Вот именно! Осталось понять, чей это интерес и в чем он состоит.
– Прости, конечно, за некоторый эгоизм, но это сугубо твоя проблема. И не первоочередная. Давай разберемся сперва с московскими трупами: с Апраксиным и Чеботаревым – он тоже потенциальный труп, а потом уже займемся вашингтонскими интригами.
Реддвей занервничал и затараторил скороговоркой:
– Я тебя не понимаю, как ты собираешься с ними разбираться, если не имеешь четкого представления ни о действующих лицах, ни об их мотивах, не говоря уже о том, что дело уходит в такие высокие сферы, не только здесь, в России, но и в Штатах, в которые тебя ни за что не допустят, потом…
– Помолчи минуту! – перебил Турецкий. – Вернемся к тому, с чего я начал: ты считаешь, что по делу Бэнк оф Трейтон тебя ориентировали неверно, короче говоря, нагрузили лапшу на уши. Какую тебе дали установку? Чеботарев – главный организатор отмывания денег, а Кулинич, как бы между прочим, преимущественно мишень для прессы. Остается поставить все с головы на ноги: Кулинич как раз и есть в этом деле фигура номер один, ты сам две минуты назад уверял: кое-что из баек про него на самом деле – правда. А Чеботареву просто не повезло: попал Степан Степаныч под раздачу, и Кулинич приказал его убрать, это даже не передел сфер влияния, Чеботарев в данном случае не более чем опасный свидетель, как и Апраксин.
Реддвей недовольно поморщился:
– Софизм! Из того, что за Бэнк оф Трейтон не стоит Чеботарев, еще не следует, что освободившееся место принадлежит Кулиничу. Оно кому угодно может принадлежать. Скорее всего, оно вообще коллегиально.
– Кончай. Если тебе мои рассуждения кажутся неубедительными, подумай вот о чем: от кого Митина могла узнать про Гусарова? Ну от кого?! Скорее всего, от Кулинича, двадцать против одного, как говорят у вас в Америке. Ты, конечно, опять можешь возразить: дескать, у меня нет никаких конкретных фактов.
– А у тебя-таки нет фактов! – заявил Реддвей упрямо.
– И тем не менее будет лучше, для тебя в первую очередь, если мои предположения окажутся верными, – закончил свою мысль Турецкий. – Потому что в таком случае твоей смерти жаждет только Митина лично, а кроме Гусарова, обратиться ей, скорее всего, не к кому. И никакого единого заговора в Вашингтоне не существует: каждый увидел в Бэнк оф Трейтон свой интерес и втихаря тянет одеяло на себя. Так что карьере твоей тоже ничто не угрожает. Прищучим Кулинича, и въедешь в Белый дом на белом коне.