Убежище 3/9 (сборник)
Шрифт:
– Хорошо. Давайте… давай на ты. Ты действительно не знаешь?
– Ох, как же мне это все надоело… – процедил сквозь зубы Тот. – Дали бы вы мне спокойно поесть, а? Ну что-то знаю…
Тот Кто Рассказывает закрыл на секунду глаза и устало потер рукой лоб.
– …Что-то знаю, но действительно очень немного. Хорошо. Ладно. Я расскажу вам про Люси. Но это будет самая последняя история.
Слова
Самая последняя история
Люси стоит
…они давно ушли из этих мест… оставив землю, небеса и воду… обиженные, грустные уроды… они давно ушли из этих мест… они не по-хорошему ушли… с проклятьями, с обидами, с позором… спалив свои дома, засыпав норы… червивыми комочками земли… они, возможно, сами виноваты…
Она бормочет то, что вызубрила наизусть. Бессмыслицу.
Она стоит в нигде, никогда, у нее нет возраста и пола. Она стоит посреди леса, на тропинке, среди маленьких камушков и засохших хлебных крошек. Ядовито-белая луна и два ярких солнца освещают ее лицо, и рыжие волосы, и дряблую шею, на которой висит амулет из черепа мертвого Мальчика. Из твоего черепа, сынок.
У нее маленькие глупые глаза. Уставившись в одну точку, она бормочет.
…все в доме всегда стоит на своих местах. Фарфоровые фигурки – собачка, лисичка, две балерины, морской царь – очень красивый, с трезубцем – на трюмо… Маленькие смешные туфельки из гжели – на тумбочке перед кроватью… В них, кстати, в эти туфельки, очень удобно что-нибудь мелкое класть: булавки, заколки, шпильки, ватные тампончики, одноразовые шприцы… В серванте у меня два фарфоровых сервиза и еще много тарелок и чашек из разных наборов… На стенах – ковры. И гобелены с оленями. Там целые сцены изображены: охотник целится в оленя из лука, олени бегут через лес, олени у водопоя… И все это сделано крестиком…
Она имеет безграничную власть. Теперь она может править миром. Пока никакого мира нет. Ничего нет. Никого нет. Но она уже тихо бормочет – она создает себе мир.
Неторопливо. Спокойно. Ритмично. Совсем не вдаваясь в смысл.
Словами, словами, словами.
– Все. Вот и сказочке конец. Все остальное – уже не мое дело.
Тот Кто Рассказывал оглядел присутствующих: все они молча сидели за столом и смотрели на него, не отрываясь.
– Надеюсь, больше вопросов нет? – спросил Тот.
– Есть! Есть! Есть! – заверещали гномики.
Тот скривился:
– Хорошо, валяйте, спрашивайте.
– Долго мы тут будем сидеть? – хором спросили гномики.
– Боюсь, что долго, – невесело усмехнулся Тот.
– Ой-ой-ой! – запищали они в ответ. – Нам тут не нравится! Нам страшно! Не нравится тролликам-гномикам! Страшно гномикам-тролликам!
– А ну заткнитесь, – шикнул на них Лесной.
– Можно тебя на минутку? – сказала Маша Тому Кто Рассказывал. – Давай ненадолго отойдем, а?
– Давай, – неохотно согласился Тот.
Они отошли в дальний угол Убежища.
– Ответь мне, – прошептала Маша. – Только честно. Ты отец мальчика?
–
– Но… Мне казалось… что все это… Что наш с тобой сын…
– Чушь. Это не наш сын. Это ваш сын – твой и Иосифа. Я, видишь ли, к продолжению рода совершенно не способен.
– Вот как… – Маша на секунду задумалась. – Что ж, ясно. Еще один вопрос… Ты сказал, что мы здесь пробудем долго. Что это значит? Когда мы сможем выйти?
– Видишь ли, Машенька… Дело в том, что Люси – очень ненадежная особа. И к тому же довольно безмозглая. Что там она создаст, когда – одному Богу… то есть это… никому не известно. Так что не исключено, что мы не сможем отсюда выйти никогда. И пробудем здесь вечность.
– Вечность? В этом маленьком, тесном, душном помещении, среди всех этих железяк и тросов мы пробудем вечность?
– Маша, только давай, пожалуйста, без драм. Я сказал: «не исключено». Я же не сказал: «точно».
– Но… зачем же тогда?.. Они же все думают, что Убежище – это просто такой перевалочный пункт. Что здесь надо немножко пересидеть, а потом все будут свободны…
У Того как-то странно перекосилось, неприятно исказилось лицо. Стало упрямым и злым.
– Зачем? Ты спрашиваешь – зачем? – повысил голос Тот.
– Тише, тише…
– Прости, вспылил. Ты спрашиваешь, зачем. А если я скажу тебе… Если я скажу тебе, что для меня не было – ну вот просто не было! – другого способа прекратить, наконец, трепаться и просто пожрать, а? Если я скажу тебе, что меня не интересует никакая там свобода, что я устал, смертельно устал, и что единственное, чего я хочу, – это просто спокойно сидеть, выпивать и закусывать, а, Маш? Тебя удовлетворит этот ответ? – В голосе Того снова послышались истерические нотки; он ненадолго умолк, отдышался. – Послушай. Давай-ка мы с тобой сейчас, дорогая, просто вернемся спокойненько ко всем остальным, а то неудобно. И покончим с этой утомительной беседой.
– Нет уж, постой. А если… я им сейчас все расскажу?
– Что-что? Прости, я, кажется, не расслышал.
– Если. Я. Все им сейчас расскажу, – отчеканила Маша.
– Если ты все им расскажешь, – спокойно отозвался Тот, – то здесь начнется ад кромешный. Скандал, истерика и паника, вопли и членовредительство. И вечность, которая нам, возможно, – подчеркиваю: возможно – предстоит, мы проведем не самым приятным образом… В этой самой истерике и панике. Не лучше ли, чтобы у всех было хорошее настроение?
VI. Убежище
Они сидят за накрытым столом. В углу, у стены, неподвижно лежит Бессмертный. Руки его скрещены на груди. Остекленевшие глаза смотрят вверх – на толстый железный трос и пустые красные кресла.
– Ванюша, сынок, – говорит Тот, – передай мне, пожалуйста, вон тот бокал с пивом. И еще вон тот – с медом. И еще тот – пустой. Я, пожалуй, сооружу себе коктейль.
Тот Кто Рассказывал смешивает в пустом бокале тягучий мед цвета янтаря и густое пиво цвета нефти.