Убежище 3/9 (сборник)
Шрифт:
– И тогда вы стали так голосить, как будто сейчас наступит конец света, – сказала старшая медсестра и странно ухмыльнулась. – Кстати… Идите-ка вы на улицу. И перестаньте тут сопли размазывать, смотреть противно.
– На улицу? – всхлипнула нянечка и вытерла глаза рукавом. – В смысле – вы меня увольняете?
– Да нет, господи ты боже мой! Просто увидите кое-что интересное. Идите, там уже все собрались. Весь персонал.
– Но как же… – Фаина Петровна растерянно посмотрела на Мальчика,
– А вот так, очень просто. Оставите, и все тут – я вам разрешаю, – сказала медсестра и повернулась к Мальчику: – Ты чего на меня уставился?
Больше всего в старшей медсестре нянечку удивляло то, что старшая медсестра не имела ровным счетом никого представления о собственных больных.
– Да что вы, Людмила Константиновна, он же вас не слышит, – затараторила нянечка, – и смотрит он совсем не на…
– Я вас узнал, – сказал Мальчик.
Фаина Петровна испуганно отдернула руку, которой все это время машинально сжимала его плечо, и так и осталась стоять с открытым ртом: Мальчик не просто говорил; он смотрел прямо в глаза старшей медсестре и действительно обращался именно к ней.
– Я вас узнал. Вы – Люсифа. Я должен с вами сразиться.
– Кажется, – снова встряла нянечка, справившись, наконец, со своим изумлением, – он действительно вступил с вами в контакт и…
– Не здесь, – ответила старшая медсестра.
– Что не здесь? – удивилась Фаина Петровна.
– Я не с вами говорю, – Людмила Константиновна раздраженно махнула рукой; она смотрела на Мальчика. – Не здесь. В Нави.
– Что?! – вскрикнула нянечка.
– Идите сейчас же на улицу, – прошипела медсестра. – Я вам приказываю.
Нянечка еще раз посмотрела на нее, на Мальчика, снова на нее, снова на Мальчика, потом недоуменно покачала головой и вышла из комнаты.
– Возвращайся туда, – сказала Мальчику медсестра.
– А вы?
– Я тоже скоро приду.
– Я не пойду без нее, – Мальчик кивком указал на Спящую.
– Да мне-то что, – фыркнула медсестра. – Если хочешь, бери ее с собой.
Мальчик наклонился над кроватью и осторожно взял на руки Спящую. Она почти ничего не весила, словно была сделана из бумаги. Ее шея, руки и ноги были такими тонкими, что Мальчик забеспокоился, как бы они не сломались от какого-нибудь его неловкого движения.
– Я возьму тебя с собой, – сказал Мальчик.
– Куда? – спросила Спящая.
– В Убежище.
Спящая посмотрела на него удивленно, потом улыбнулась – совсем слегка, уголком губ.
– А почему ты решил меня взять? – спросила она.
Мальчик быстро оглянулся на медсестру и тихо, торопливо прошептал на ухо Спящей:
– Ты этого,
– Хорошо, – прошептала в ответ Спящая. – Мне действительно здесь не нравится.
Сотрудники интерната сгрудились у входа. Жители окрестных домов, встрепанные и заспанные, тоже стояли кучками у своих подъездов, месили ногами липкий, удивительно чистый мартовский снег.
Некоторые, понурившись, с тупым недоумением рассматривали этот снег. Когда они в последний раз выходили на улицу – перед тем, как им всем захотелось спать, – все было зеленым и пыльным, и было жарко, и было лето…
Но в основном люди смотрели вверх, на небо, лишь изредка поворачиваясь друг к другу и тихо перешептываясь.
Нянечка Фаина Петровна выскочила на крыльцо последней; спустилась по заледеневшим ступенькам туда, на этот чистый снег, в эту напряженную тишину, и тоже запрокинула голову.
– Господи! – вскрикнула она так громко, что все вздрогнули. – Господи, Господи, да что ж это?.. Господи… Иже еси на небеси… Да святится имя твое… Да будет… Ой, мамочки… мама моя, мама… Второе… Солнце.
Второе Солнце стояло в зените, и оно было очень красивым. Ярко-красный шар с синеватым, неровным, рваным окаймлением – точно гигантский детский мяч, украшенный светящейся бахромой. Второе Солнце было раза в четыре крупнее обычного. Это тем более бросалось в глаза, что обычное, первое солнце болталось здесь же, рядышком, на голубом безоблачном небе, как будто специально для того, чтобы все могли сопоставить размеры.
– Это конец, – произнес кто-то с полувопросительной интонацией, и слова его окончательно разорвали тишину.
Теперь все заговорили разом, громко и взволнованно; некоторые женщины плакали.
– Так, – обратился к жене повар Коля, из года в год готовивший умственно неполноценным детям жидкие кашки, фруктовые смеси и овощные пюре. – Так. Пора собираться.
– Куда? – спросила жена, посудомойка Татьяна, и неприлично громко зарыдала.
– Знаешь куда, – мрачно ответил Коля. – На Алтай.
– Куда? – снова всхлипнула Татьяна, а потом странно хихикнула: – Куда, куда, куда… ха-ха!
Теперь она неприлично громко смеялась.
– Ты чего, совсем спятила? – взвыл повар и сильно тряхнул ее за плечо, от чего посудомойка залилась совсем уже гомерическим хохотом, перешедшим через пару секунд в странную икоту.
– У вашей супруги истерика, – брезгливо покосился в их сторону директор интерната. – Попробуйте хлопнуть ее по щеке.