Убить Бенду
Шрифт:
– Не пойду. Вдруг ты из окна кинешься? – Наглец ухмылялся, улыбка расползлась у него до красных еще ушей.
Алиция тут же растаяла от открытого проявления братской любви.
– Ладно, Лисс, тогда смотри на двор, не возвращается ли лорд Канерва.
Мальчишка закинул ноги в обтягивающих бедра и икры штанах на подлокотники.
– Я лучше буду советовать тебе, как выгоднее раздеться. Хотя все твои старания окажутся бесполезны, предупреждаю. Он бессилен.
– Ах ты, маленькая дрянь! – тут же вспыхнула Алиция, которая как раз мечтательно разглядывала себя в большом бронзовом зеркале. – Паршивец!
–
– А я еще не одета! То есть не раздета! – засуетилась девушка. – Глора, не копайся, курица!
– Не, не едут, – подбежав к окну, утешил паж. – Давай помогу.
Алиция стояла посреди комнаты, Лисс уже содрал с нее рукава и помогал Глоре распустить шнуровку, прижимаясь к служанке бедром. Глора краснела и хихикала.
– Что вы возитесь, поторопитесь! – Алиция от нетерпения чуть не подпрыгивала. – Глора, кафтан синий, быстро! Иди со мной!
Накинув кафтан на расшнурованное платье, Алиция выскочила в коридор. За ней спешили Глора и Лисс.
– Если что – не переживай, сестренка, – напутствовал ее паж. – По женской части ты хороша, задница – как у взрослой, хотя тебе и пятнадцати нет. И грудь в лиф еле влезает. Так что если лорд не западет на твои прелести – не в них дело.
– Мне уже исполнилось пятнадцать! – Алиция обернулась, занося руку но мальчишка успел увернуться от очередной затрещины и проскочил под мышкой у сестры.
– Я предупредил! – крикнул он и, махнув шапочкой, убежал.
В это время придворные обычно уединялись с дамами или устраивали поздний ужин, так что Алиции по дороге никто, как она и рассчитывала, не встретился, кроме двух таких же, как она, дам в распущенных платьях без рукавов.
Сдерживая дыхание, девушка толкнула дверь. В этой башне было тихо, по-видимому, в ней жили немногие. И в коридорах мало факелов, и ковров нигде нет, и совсем холодно, и...
Женщины, оглядываясь, вошли в полутемную комнату.
– Сними с меня платье и ступай. – Алиция скинула кафтан.
Глора споро помогла госпоже вылезти из одежды, распустила ей волосы, подхватила свечу и выскользнула вон. Алиция осталась в чужой комнате, где она никогда не была, в тонкой сорочке и совершенно одна.
Девушка постояла, привыкая к темноте. В щель между приоткрытыми ставнями падал свет – наискосок к стене, желтоватый, похожий на свежеоструганную широкую доску. В дорожке последнего дневного света поблескивали пылинки, а кругом все скрывала мгла. Алиция медленным шагом пошла вдоль стен, вглядываясь в темноту. Скоро она стала различать предметы, серые, в густых тенях. Над небольшим сундуком на ковре висели, тускло отсвечивая, обнаженные клинки. Рядом, у окна, стоял стол, поверх которого были разложены латные рукавицы, поножи, почему-то один сапог, два забрала, но ни одного шлема, ремни, пряжки, шнурки, ножи для мяса, шило...
Над камином маячили две медвежьи шкуры и несколько пар оленьих рогов. На каминной полке кабанья морда щерилась желтыми зубами, глаза у нее поблескивали. Пятачок был похож на лицо молодого гнома. Алиция отшатнулась. Что за погань! Рядом лежало простенькое деревянное распятие.
За складками полога скрывалась постель. Алиция осторожно раздвинула тяжелую ткань, глубоко вдохнула. Да, здесь пахло мужчиной. Наклонившись, она провела рукой по постели. Под пологом было совершенно темно.
Еще один сундук, рядом тяжелое кресло. Девушка присела. Здесь было прохладно и сыро. Поджав под себя озябшие ноги, Алиция обхватила плечи руками и задумалась. Даже если Канерва утратил мужскую силу и потерял интерес к женщинам, как утверждает гадкий Лисс, она вернет ему все. И любовь, и страсть. Как бы только расположиться выгоднее, чтобы он сразу захотел ее? Здесь, на кресле, или, может, сразу на кровати? Раскинуться, как будто она ждала и заснула, край сорочки приподнять, чтобы была видна ножка до щиколотки... или даже до колена... или чуть выше... Ах, в комнате так холодно, она замерзнет! Но можно обмотаться шкурой и тогда уже выставить ножку. А еще спустить сорочку с одного плеча. Точно, так и надо сделать.
Алиция вскочила, запустила руки под полог, вытащила шкуру, накинула на плечи. Не очень большая, до пят не достает, ну да ничего, как раз подойдет, чтобы обнажить колени. У Алиции такая белая маленькая ножка... Ни один мужчина не устоит. И Канерва тоже. Он зайдет, зажжет свечу... увидит, как она прикорнула на кресле... приблизится, чтобы перенести на кровать, заметит ножку... плечо... возьмет ее на руки, положит на постель... отойдет, вздохнув... начнет мерить шагами комнату, но взгляд его будет снова и снова возвращаться к той, что спряталась за плотной занавесью... наконец он не выдержит, приблизится, раздвинет складки полога... посмотрит долгим взглядом... наклонится... его дыхание коснется ее губ... ее ресницы дрогнут...
Ой, как холодно! Алиция встрепенулась и подвернула совершенно замерзшую ступню под бедро, чтобы согреть. Что же он не идет? Уже вечер! Девушка оглянулась на окно и убедилась, что уже даже не вечер, а ночь: сквозь щель между ставнями в комнату лился белый лунный свет. Заметно посвежело. И нет Глоры, чтобы развести огонь! Самой, что ли, попробовать?
Алиция быстро перебежала к камину, скинула шкуру на пол, чтобы встать на нее и не морозить босые ноги о каменный пол, и кочергой пошарила в золе, надеясь, что там найдется тлеющий уголек-другой – раздуть пламя. Но надежды ее не оправдались: зола была холодна, и угли давно потухли. Девушка вернулась в кресло, кутаясь в шкуру. У отца в замке раньше всегда горел камин, огонь словно играл в прятки, скакал по почерневшим дровам, сновал между веток, язычки исчезали и появлялись в другом месте, как будто выпрыгивали из дерева. Это было так здорово! Но потом дрова кончились, пришла злая осень, набежали кредиторы, и отец отправил детей сюда. Лисса отдал в оруженосцы, но пока он еще совсем молод, его определили в пажи при короле – вроде мальчика на побегушках. Алиция стала фрейлиной королевы. Но ее величество оказалась затворницей, и придворные дамы расползлись по кавалерам. Вот и Алиция...
Как было бы здорово бросить постылых мужчин, холодный дворец, вечно хихикающих и сплетничающих дам – и уехать куда-нибудь далеко, в свой собственный замок, чтобы под стенами рос виноград и колосилась пшеница, чтобы в камине плясало и пело пламя и чтобы в кресле она сидела рядышком с любимым мужем.
Кто теперь возьмет ее замуж? Она будет ублажать похотливых кавалеров, а потом состарится, потеряет привлекательность, так что ее сошлют на кухню чистить котлы.
Нет, не думать об этом!