Убить, чтобы воскреснуть
Шрифт:
По рядам пронесся громкий вздох: появилась сегодняшняя дукуни. Колдунья, ведьма, шаманка, жрица — как угодно. На голове высился зеленый тюрбан — знак, что она поддерживает постоянную связь с миром духов. Тюрбан являлся, можно сказать, единственной одеждой дукуни, не считая чисто символической опояски из хвостов священных зебр. Однако по местным понятиям считалось, что на ней слишком много одежды.
Дукуни вытянула правую руку и повела вдоль шеренги мужчин, начиная с Алесана. Глаза ее были закрыты, ни на кого конкретно
Вперед вышли шесть молодых людей. Никого из них Герман не узнавал: лица и тела были раскрашены. Только они с Алесаном оказались сегодня избавленными от этой длительной, а порою и болезненной процедуры.
Избранные начали танец в кругу: сначала медленно, потом все стремительнее. Дукуни в центре их хоровода танцевала в том же бешеном ритме, и каждое ее движение было исполнено убедительной внутренней силы, которая зачаровывала всех присутствующих.
Ее груди прыгали, хвосты зебр плясали на смуглых бедрах, и Герман вдруг ощутил такой мощный разряд желания, что легкие хлопковые штаны, его единственная одежда, туго обтянули бедра. Он покосился на Алесана. Тот, соблюдая ритуал, стоял обнаженным, как и все остальные мужчины. Да… впечатляющее зрелище! С такими копьями вполне можно идти на бой. Точно так же выглядели и избранники дукуни.
Однако он отвлекся и упустил момент, когда в руках дукуни появилась чудовищно-яркая маска. Внезапным движением она приложила маску к лицу одного из молодых мужчин. Тот изо всех сил замотал головою, словно протестуя, стараясь сбросить личину… Напрасно: маска приросла к лицу.
А здорово перепугался бедолага! От его недавнего возбуждения в один миг осталось весьма жалкое воспоминание.
Впрочем, эротические чары слетели и с остальных. Все напряженно смотрели на парный танец дукуни и человека в маске, который точно копировал все движения шаманки, ни на миг не отставая от нее, словно ее мозг посылал импульсы одновременно в два тела.
Внезапно дукуни сорвала маску с человека — и заглушенный крик ужаса пронесся по толпе.
С человека ли?.. Ничего человеческого не осталось в его лице. Оно стало по-звериному ужасным!
Рухнув на колени, танцор свирепо бил по воздуху скрюченной ладонью. Герман мог бы поклясться, что это когтистая лапа… А голос? Разве это человеческий голос? Это рычание! По коже, лоснящейся от пота, волнами пробегает дрожь, и чудится, будто на ней чередуются темные и светлые полосы… как у тигра!
«Пасть» тигра приоткрылась. Герман увидел, как удлиняются, лезут изо рта зубы. Еще миг — и он бросится на дукуни!
Однако та стремительным движением вцепилась в волосы тигра и начала поднимать кверху его голову. Взгляд дукуни оледенел, все ее тело напряглось так, что под темной кожей рельефно заиграли мышцы.
Какой-то миг слышен был только рокот барабана. Голова тигра медленно никла. Рычание превращалось в тихий визг. И вдруг он простерся
Он лежал, распростертый, долго. И только когда она взвилась в воздух с пронзительным визгом, перекрывшим даже вой свирели, бывший тигр резко вскочил на ноги и, как ни в чем не бывало, включился в общий хоровод.
И снова дукуни выманила своего прежнего избранника на середину круга. Несколько мгновений они слитно вращали бедрами, почти прижавшись друг к другу. Эротические вихри вновь пронзили толпу зрителей. Дукуни на миг обняла свою жертву, а когда отдернула руки, вокруг его талии был обвязан узкий алый шнурок.
Человек, недавно бывший тигром, подпрыгнул, оглядывая присутствующих беспокойно-любопытным взглядом, почесывая голову и бока. Он горбился, поглядывал исподлобья, и Герман едва не рухнул от изумления: на сей раз он увидел перед собой человека-обезьяну!
Дукуни подняла барабан и, постукивая маленькой колотушкой, заставила обезьяну вернуться.
«Бог ты мой! — смятенно подумал Герман. — Какое многослойное кодирование! Музыка, голос, стук… Но когда дукуни успела закодировать его? Во время танца? Или подготовка велась заранее? А что станется с несчастным одержимым, если колдунья не сможет вывести его из транса?»
Почему-то иссякли силы смотреть на человека, лишенного человеческого облика. Он опустил голову. И вообще от дукуни Герман хотел бы получить совсем другое. От этого желания у него даже во рту сохло!
— Спорим, я знаю, о чем ты сейчас думаешь? — все так же, почти не разжимая губ, пробормотал Алесан, с наслаждением щеголяя небрежной русской речью. — Как бы набраться опыта, верно? Нашего, черномазого, колдовского опыта? А что, может быть, такой потрясающий успех моего великого родича в России обусловлен именно тем, что русским по душе наше черномазое колдовство? Наверняка Пушкин был великим дукуном!.. Но то, что ты видел сегодня, — ничто по сравнению с воскрешением мертвых. Еще не так запросишь, чтобы тебя научили!
— А я смогу? — с замиранием сердца проговорил Герман.
— Вопрос неправильный! Неправильный вопрос! — забухтел Алесан. — Спрашивать следует так: может ли белый научиться черному колдовству? Отвечаю: может. Не всякий, но может. Однако это будет… как бы сказать… абстрактное колдовство. Потому что боги-творцы даровали истинную силу только африканцам.
— Понял, — кивнул Герман. — Понял, понял… то есть я могу быть только фокусником, но не целителем?
— Ответ правильный.
— А, к примеру, мстителем? — усмехнулся Герман.
Почему он так спросил? Почему?!
Алесан покачал головой. Что-то мелькнуло в глубине его темных глаз… Жалость, с изумлением подумал Герман?
Нет, показалось, решил он через минуту. Но потом… потом он понял: Алесан, африканский шаман, чертов дукун Алесан уже тогда знал, что его друг обречен стать мстителем. Но судьба лишит его обоюдоострого меча высшей справедливости и заставит сражаться тем же оружием, каким владел его враг: коварством и жестокостью.