Убить, чтобы жениться
Шрифт:
Большим пальцем Рэй откупорил пробку и поднес склянку ко моим губам.
— Выпей, — непривычно ласково обратился он ко мне.
Или помутненный рассудок заменил действительное желаемым?
Я послушно опустошила флакон. Вкуса даже не почувствовала. Мы еще немного полежали в ванной, и, когда зелье подействовало, я, наконец-то, согрелась. Тогда виконт снова взял меня на руки, поднялся в ванной и дождался, когда с нас стечет вода. Перешагнул
Все это время я не поднимала головы. Щеки опалило жаром. Я стояла перед ним почти голая. Мокрая рубашка не скрывала моих уже давно не детских округлостей: полная высокая грудь, узкая талия и широкие бедра, наверное, даже шире, чем мои плечи. Сквозь влажную ткань виднелось кружевное нижнее белье. Именно из-за него мне было стыдно.
Что подумает Рэйнер обо мне, увидев, что я ношу такие вещи? Что я развратница, или «честная дама»? Так называли женщин благородного происхождения, но обедневших в силу различных обстоятельств. Они были образованы, в отличие от куртизанок, оказывавших интимные услуги, могли развлечь покровителя умной беседой и игрой на музыкальных инструментах. Их нередко выводили в свет в качестве пары на те мероприятия, куда полагалось являться в сопровождении женщины. Но на брак «честные дамы» не могли рассчитывать, все-таки связь с мужчинами порочила их репутацию, потому что иногда они ублажали благодетеля и в постели.
Меня коснулась темная сфера с заклинанием. Вещи моментально высохли. Меня взяли на руки в который раз за этот день и положили в кровать, предварительно отодвинув одеяло и сняв с меня полотенце. Рубашка неприлично задралась. Я зажмурилась. Мне страшно было увидеть презрительную усмешку на лице Нессельфольде. Одеяло мягко накрыло меня до самого подбородка.
Послышались удаляющиеся шаги. Они заставили меня открыть глаза и сесть на постели. Виконт собирался покинуть комнату.
— Останься, — жалобно пискнула я. Он замер спиной ко мне и с наклоненной головой. Обругала себя за то, что обратилась к нему на «ты» и тут же поправилась: — Тесь, — прозвучало хрипло, и я закусила нижнюю губу от досады на саму себя. — Пожалуйста, — умоляюще прошептала я.
Рэй выпрямился и не поворачиваясь попрощался:
— Спокойной ночи, ваше высочество, — погасил свет в моей каюте и открыл дверь в коридор, но не ушел, а замер в проходе. — На столе флакон с еще одной порцией противоядия. Выпьете ее утром натощак, — добавил он и хлопнул дверью.
Горячие слезы потекли по щекам. Я закусила ребро ладони, чтобы не закричать от боли, но рыдания все равно прорвались. Уткнувшись в подушку лицом, полночи проплакала навзрыд, а потом забылась тяжелым, тревожным сном.
Мне постоянно чудился Нессельфольде. То он сидел на стуле и потягивал что-то из бокала, то склонился надо мной, то повесил китель на спинку стула, то стоял у окна в расстегнутой по пояс рубашке и его торс освещала луна. Вдруг он
— Спи, — послышалось мне, и утомленное сознание погрузилось в ласковую усыпляющую тьму.
ГЛАВА 7 НАКАЗАНИЕ
Пробуждение далось с трудом. Голова гудела после долгих рыданий, веки припухли. Когда я умывалась, то заметила в зеркале, что искусала губы, которые мало того, что опухли, так еще и потемнели.
В противовес моему хмурому настроению за витражным окном ярко светило солнышко и на небе не наблюдалось ни одного облачка. С угрюмым выражением лица я выпила оставленное вчера противоядие и покинула каюту. Сразу спустилась по лестнице на вторую палубу. Заглядывать в кают-компанию не стала, была вероятность нарваться на нравоучения.
На мрачную меня в столовой поглядывали с любопытством. Еще бы! Меня редко можно увидеть в таком состоянии. Обычно я громко заявляла о своем присутствии, а сейчас, нахмурив брови, даже никого не поприветствовала. Молча взяла разнос, и мне поставили на него скудный завтрак: яичница и чай.
— А теперь я за что наказана? — Недружелюбно проворчала я.
— Так ведь черные маги приказали избавиться от двух трети запасов продуктов, — испуганно ответил повар, которому вчера досталось от Нессельфольде.
Обреченно выдохнув, взяла свою порцию и повернулась к залу лицом, отыскивая свободное место. Все столы были заняты, ни один не пустовал. Кое-где люди сидели по двое или трое. Я обежала их взглядом и увидела Рафику в окружении сослуживцев. Медленно поплелась к ней.
Со стуком поставила поднос на стол и тяжело плюхнулась напротив подруги. Оживленный до моего прихода разговор стих. Им тоже было в диковинку лицезреть меня невыспавшейся. Пробурчав всем сидевшим рядом невнятное пожелание доброго утра, принялась вяло ковырять в тарелке. Есть не хотелось.
— Ася, как я вижу, ты опять из-за него рыдала, — перегнувшись через стол ко мне, тихо проговорила Рафика.
— Ты не можешь видеть, ты слепая, — грубо пробубнила я.
— Зато чувствую больше тебя, — не обиделась подруга на мои слова. — Посмотри на себя! — Воскликнула она. — Выглядишь ужасно, — я только хотела упомянуть, что физически воздушница не способна на это, но была остановлена жестом, — знаю, можешь не повторять! Тебе не надоело быть посмешищем? Все только и делают ставки то на тебя, то на Нессельфольде. Вот за что его можно любить?
Рафика — моя подруга. Жаль, что она не понимала меня в этом. Мы давно с ней не общались по душам. Однако я была ей благодарна за попытку привести меня в чувство. Я оглянулась на наших соседей. Они уже поели и покидали столовую. Мы с ней остались вдвоем за столом. Никто не помешает нашему с ней разговору.
— Обязательно надо любить за что-то? Любят просто так, — и я горячо верила в то, что говорила. — Любят со всеми достоинствами и недостатками, не отделяя их от человека. Когда тот, кто любит человека за что-то, получает от него то, за что его любит, а взамен дарит свою любовь, то это не любовь, а торговые отношения.