Убить эмо

Лемеш Юля

– Я жалею тебя, девочка. И я горжусь тобой. На таких как мы держится мир. Ты знаешь, я тут подумал, может, ну это все к черту. Прости меня, Господи. Уеду. У меня родня в Калининграде есть. Продвинутый город. А главное, там меня почти никто не знает.

– А как же университет? – вклинилась я в монолог.

– У тебя выросли вторичные половые признаки, – бесцеремонно уставясь на мою грудь, признал Танго.

– Пошляк.

Он продолжал рассматривать как ни в чем не бывало.

– Гнусный

извращенец.

– Через пару лет ты станешь похожа на дойную корову. Странное дело, низ – тощий, а тут понавы-ростало всего. Кошмар. Дашь посмотреть?

Интересно, а если я сейчас просто уйду, хлопнув дверью, он поймет? Думаю, да. Хотя не уверена.

– Не дам. Завтра будет атомная война, и весь мир полетит к черту!

Танго вытаращил на меня глаза. Услышал.

– Прости, Господи. Кто тебе сказал?

– Я люблю тебя. После разговоров с тобой я начинаю любить весь мир.

– А нельзя ли остановиться на первом изречении? – скромно спросил Танго.

– Можно. Но не нужно. Ты же знаешь, что пока я не умею любить так, как нужно тебе.

Ошалевший от моего утверждения Танго развел руками. Я иногда подозреваю его в склонности к однополой любви. Как-то он на полном серьезе мучился, что не может знать наверняка, голубой он или нет. Целый год мне мозги засирал. Но сам так и не определился. Хотя при такой мамаше несложно разлюбить весь женский род.

– Эмо с такой грудью – это не эмо.

– Стриженый эмо – вылитый скин, – рассердилась я.

– Челку жалко. Ты поосторожнее. Говорят, они и девчонок скальпируют. Так я поеду? В Калининград.

– Лети, попутного тебе ветра, – пожелала я и бодрым маршем удрала в направлении дома.

Никуда он не уедет. У него грандиозные планы, связанные с учебой. Кроме того, я думаю, он теперь будет долго страдать по челке. А как отстрадается, забудет, что собирался уехать.

* * *

Несчастный Митька сидел на горшке и тужится. Ему велели покакать, и он старался вовсю. Как и ожидалось, мама вперилась в телевизор, а брата сослала на горшок, чтоб не мешал смотреть.

Митьке стыдно. Он уже не маленький. Ему уже пять лет. Кроме того, покакать все равно не получается. Думаю, это из-за того, что он до двух лет носил памперсы.

– Стася пришла, – заорал брат на всю квартиру, надеясь на амнистию.

А в ответ – тишина. Заглянула в комнату, которую мама уперто титулует гостиной. Обеденный стол, на котором вместо обеда валяется всякий канцелярский хлам. Книги, газеты вперемешку с блокнотами. В которые мама записывает что купить и что сделать. И потом в магазине спохватывается, что забыла их дома. А сама все время твердит: «Я никогда ничего не забываю».

– Мама. Я слышала по телевизору, что из мальчиков, которых заставляли по часу сидеть на горшке, получаются голубые. Там профессор один выступал.

Из Америки.

Использовать мамину веру в правдивость телевизора и Америки неправильно, но Митьку жалко.

– Сними его с горшка, сделай хоть раз что-то полезное, – потребовала мама.

Она не в состоянии оторваться от телевизора. Там показывают про полную отстоя выдуманную взрослую жизнь.

Митька пытался отцепить себя от прилипшего горшка и орал от невозможности это сделать самостоятельно.

– Ори, Митька, ори, пока можно. Потом будешь страдать молча, как все.

– Ты что, стерва, над ребенком измываешься? – Мама отлипла от ящика и принеслась спасать вопящего необосранного детеныша.

– Пускай покричит. Может, певцом станет, – утешила ее я, отступая в комнату.

– Дебилом он станет. Как и ты! Как можно угробить свою жизнь на такую дочь? Ты – мразь!

– Она не мразь. Стася – хорошая.

От волнения к глазам подступили слезы. Мой брат меня защищает! Значит, не так все и скверно.

* * *

На днях пересеклась с Вайпером. Спорили до усеру. С Вайпером всегда так. Как встретишься – голос сорвешь.

Он у нас теоретик. Такая порода эмо. Ему непременно нужно подо все подвести идейную базу. Иногда мне кажется, что, когда Вайпер мучается поносом, он и тогда выстраивает логические цепочки. Типа, мировая экономика летит к чертям из-за ухода от натурального обмена. Значит, необходимо отказаться от денег. Тогда все люди будут вынуждены бороться за качество продуктов. И тогда никто не сожрет порченую химическую колбасу. И, следовательно, не обдрищется.

Но, скорее всего, его рассуждения ограничатся размышлениями о том, какой он, бедняжка, несчастный. Однако! Во всем надо искать полезные аспекты. А в поносе они тоже есть – когда он случился дома, где есть сортир. Двойной очистительный аспект. Очищение души через страдание и очищение организма через отравление.

Клево!

Вообще, Вайпер вовсе не дурак, но иногда порет такую чушь, что уши вянут. Например, загнул идею, что, мол, русские эмо скоро выскочат из возраста подростков.

– Поверь мне на слово, я уже знаю несколько экземпляров старше двадцать пяти, которые приняли идею эмо. Вполне успешные люди. И не корчи рожи, – упрекнул он, заметив, что меня коробит от слова «успешные». – Так вот, Стася, старшее поколение прекрасно вписывается в эмо. Им до смерти надоел их запрограммированный меркантильный мир. Их заставляют одеваться по установленным стандартам, иначе они вылетят из фирмы, им навязывают правила поведения и ставят им цели. К которым они непременно должны стремиться. Карьерный рост выматывает их до отупения. И тут, представь, они узнают про нас. И вспоминают, что разучились чувствовать. Для них быть эмо – единственная отдушина. И они ее не упустят.