Убить эмо
Шрифт:
– Я жалею тебя, девочка. И я горжусь тобой. На таких как мы держится мир. Ты знаешь, я тут подумал, может, ну это все к черту. Прости меня, Господи. Уеду. У меня родня в Калининграде есть. Продвинутый город. А главное, там меня почти никто не знает.
– А как же университет? – вклинилась я в монолог.
– У тебя выросли вторичные половые признаки, – бесцеремонно уставясь на мою грудь, признал Танго.
– Пошляк.
Он продолжал рассматривать как ни в чем не бывало.
– Гнусный
– Через пару лет ты станешь похожа на дойную корову. Странное дело, низ – тощий, а тут понавы-ростало всего. Кошмар. Дашь посмотреть?
Интересно, а если я сейчас просто уйду, хлопнув дверью, он поймет? Думаю, да. Хотя не уверена.
– Не дам. Завтра будет атомная война, и весь мир полетит к черту!
Танго вытаращил на меня глаза. Услышал.
– Прости, Господи. Кто тебе сказал?
– Я люблю тебя. После разговоров с тобой я начинаю любить весь мир.
– А нельзя ли остановиться на первом изречении? – скромно спросил Танго.
– Можно. Но не нужно. Ты же знаешь, что пока я не умею любить так, как нужно тебе.
Ошалевший от моего утверждения Танго развел руками. Я иногда подозреваю его в склонности к однополой любви. Как-то он на полном серьезе мучился, что не может знать наверняка, голубой он или нет. Целый год мне мозги засирал. Но сам так и не определился. Хотя при такой мамаше несложно разлюбить весь женский род.
– Эмо с такой грудью – это не эмо.
– Стриженый эмо – вылитый скин, – рассердилась я.
– Челку жалко. Ты поосторожнее. Говорят, они и девчонок скальпируют. Так я поеду? В Калининград.
– Лети, попутного тебе ветра, – пожелала я и бодрым маршем удрала в направлении дома.
Никуда он не уедет. У него грандиозные планы, связанные с учебой. Кроме того, я думаю, он теперь будет долго страдать по челке. А как отстрадается, забудет, что собирался уехать.
Несчастный Митька сидел на горшке и тужится. Ему велели покакать, и он старался вовсю. Как и ожидалось, мама вперилась в телевизор, а брата сослала на горшок, чтоб не мешал смотреть.
Митьке стыдно. Он уже не маленький. Ему уже пять лет. Кроме того, покакать все равно не получается. Думаю, это из-за того, что он до двух лет носил памперсы.
– Стася пришла, – заорал брат на всю квартиру, надеясь на амнистию.
А в ответ – тишина. Заглянула в комнату, которую мама уперто титулует гостиной. Обеденный стол, на котором вместо обеда валяется всякий канцелярский хлам. Книги, газеты вперемешку с блокнотами. В которые мама записывает что купить и что сделать. И потом в магазине спохватывается, что забыла их дома. А сама все время твердит: «Я никогда ничего не забываю».
– Мама. Я слышала по телевизору, что из мальчиков, которых заставляли по часу сидеть на горшке, получаются голубые. Там профессор один выступал.
Использовать мамину веру в правдивость телевизора и Америки неправильно, но Митьку жалко.
– Сними его с горшка, сделай хоть раз что-то полезное, – потребовала мама.
Она не в состоянии оторваться от телевизора. Там показывают про полную отстоя выдуманную взрослую жизнь.
Митька пытался отцепить себя от прилипшего горшка и орал от невозможности это сделать самостоятельно.
– Ори, Митька, ори, пока можно. Потом будешь страдать молча, как все.
– Ты что, стерва, над ребенком измываешься? – Мама отлипла от ящика и принеслась спасать вопящего необосранного детеныша.
– Пускай покричит. Может, певцом станет, – утешила ее я, отступая в комнату.
– Дебилом он станет. Как и ты! Как можно угробить свою жизнь на такую дочь? Ты – мразь!
– Она не мразь. Стася – хорошая.
От волнения к глазам подступили слезы. Мой брат меня защищает! Значит, не так все и скверно.
На днях пересеклась с Вайпером. Спорили до усеру. С Вайпером всегда так. Как встретишься – голос сорвешь.
Он у нас теоретик. Такая порода эмо. Ему непременно нужно подо все подвести идейную базу. Иногда мне кажется, что, когда Вайпер мучается поносом, он и тогда выстраивает логические цепочки. Типа, мировая экономика летит к чертям из-за ухода от натурального обмена. Значит, необходимо отказаться от денег. Тогда все люди будут вынуждены бороться за качество продуктов. И тогда никто не сожрет порченую химическую колбасу. И, следовательно, не обдрищется.
Но, скорее всего, его рассуждения ограничатся размышлениями о том, какой он, бедняжка, несчастный. Однако! Во всем надо искать полезные аспекты. А в поносе они тоже есть – когда он случился дома, где есть сортир. Двойной очистительный аспект. Очищение души через страдание и очищение организма через отравление.
Клево!
Вообще, Вайпер вовсе не дурак, но иногда порет такую чушь, что уши вянут. Например, загнул идею, что, мол, русские эмо скоро выскочат из возраста подростков.
– Поверь мне на слово, я уже знаю несколько экземпляров старше двадцать пяти, которые приняли идею эмо. Вполне успешные люди. И не корчи рожи, – упрекнул он, заметив, что меня коробит от слова «успешные». – Так вот, Стася, старшее поколение прекрасно вписывается в эмо. Им до смерти надоел их запрограммированный меркантильный мир. Их заставляют одеваться по установленным стандартам, иначе они вылетят из фирмы, им навязывают правила поведения и ставят им цели. К которым они непременно должны стремиться. Карьерный рост выматывает их до отупения. И тут, представь, они узнают про нас. И вспоминают, что разучились чувствовать. Для них быть эмо – единственная отдушина. И они ее не упустят.