Убить Голиафа
Шрифт:
– Поверь, это правильно, – только и ответил на моё недоумение Виктор, смягчив свой тон.
– Но Света ведь потом вернётся? – задал я важный для себя вопрос. Впрочем, пусть только попробует её не вернуть. Тут уже я вмешаюсь.
– Это твоё личное дело, – коротко ответил Виктор.
Когда все разъехались и в доме, не считая охраны, персонала и меня никого не осталось, я решил принять ванну. Проходя через спальню, я увидел на прикроватной тумбочке деревянную фигурку медведя, которую забрал у Анны Андреевны накануне. Вероятно, горничная, когда забирала в стирку мои вещи, обнаружила её в кармане ветровки, в которой я был в тот вечер.
Я взял фигурку в руки, присел на край кровати. Задумался. Впереди встреча с детьми. Как она пройдёт? Завтра на похоронах я увижу англичан, сегодня же они остановятся
Конечно, Крис сначала напрягся, когда узнал, что в моём дворце ему с дочерью жить не придётся, но когда узнал, что для них снят президентский номер в одном из лучших отелей в центре Москвы, успокоился. Лена объяснила ему нашу негостеприимность моим болезненным состоянием и наличием медицинского персонала в доме.
Пока я прокручивал в голове всё, что знаю о детях, в надежде, что хоть что-то ёкнет, отзовётся, подскажет мне, как вести себя с ними, чтобы это было не по указке Виктора и Лены, а по моим собственным чувствам, фигурка медведя оставалась в моих руках. Руки машинально то ли крутили её, то ли ощупывали. Они, как будто знали, что делают. В какой-то момент одна рука нажала в одном месте, а другая потянула в другом, и медведь распался. Его нутро обнажило небольшую выемку, в которой что-то лежало. Медведь оказался шпионским тайником. Ай да папа! Хорошую игрушку подарил маме!
В тайнике лежала небольшая карта памяти. Я уже знал, что это такое. Премьер, большой любитель электроники, во время своих визитов дарил мне то фотоаппарат последней модели, то защищённый мобильный телефон, то часы, которые одновременно можно использовать и как плеер, и как скрытую камеру. Все наши разговоры в основном сводились не к политике и финансам, а именно к технологиям и способам защиты от них. Очень увлечённый человек, да и я, по-видимому, тоже раньше был под стать ему. Мне эти разговоры нравились.
Я понял, что разбираюсь в технике. Впрочем, мне легко давалась экономическая наука. И, как выяснилось, ядерная физика тоже. Сегодня утром до прихода Андрея и Виктора я с интересом прочитал около ста страниц из книги Дмитрия и всё в ней понял. В какой-то степени меня это удивило, но потом я решил, что, возможно, Дмитрий делился с братом, то есть со мной, своими открытиями.
Сейчас интуиция подсказала мне, что карту памяти нужно достать как можно незаметнее, ведь в спальне тоже может быть видеонаблюдение. Зажав её в руке, я собрал медведя. Надо же! Ни за что не догадаешься, что это тайник! На вид – никаких прерванных поверхностей.
Ванну лучше отменить. Я прошёл в свой кабинет, нашёл недавно подаренный фотоаппарат и отправился на прогулку к реке. За мной, как обычно, на небольшом расстоянии увязались телохранители: Джон и Сергей. После отъезда Светы было решено, что доктор не должен больше присматривать за мной денно и нощно, достаточно двух осмотров в день. В случае необходимости я могу всегда его позвать, ведь он теперь будет жить в том самом коттедже, в котором месяц жила Света.
Делая вид, что прогуливаюсь по парку в направлении реки, я пощёлкал красивые пейзажи, всем своим видом показывая наблюдающим за мной камерам и секьюрити, что отдыхаю и фотографирую при этом. Когда я спустился к реке, то устроился на берегу подальше от деревьев и кустов, где могли быть глаза и уши, так, чтобы Сергей и Джон хорошо меня видели, и им не было надобности подходить ближе. Мой расчёт оправдался. Они устроились на скамеечке неподалёку, но достаточно далеко, чтобы я смог посмотреть, что за информацию хранила в тайнике Анна Андреевна. Можно было не бояться того, что наблюдающие за мной телохранители могут что-то услышать. Шум раскачивающихся на ветру деревьев надёжно защищал меня.
Я достал из кармана карту памяти, которую незаметно сунул туда, когда одевал толстовку (был прохладный ветреный день), вставил её в фотоаппарат и обнаружил два видеофайла. Первый файл представлял собой запись моего обращения к брату Дмитрию.
– Дмитрий, раз ты нашёл эту карту памяти, как мы с тобой и договаривались, в мамином тайнике, значит, со мной что-то случилось. Возможно, меня уже нет в живых. Я хочу, чтобы ты знал, что произошло. Вчера прилетел из Лондона, лучше
Я думал, что сохраняя отрасль на плаву и даже приумножая и развивая её, я помогаю своей стране оставаться живой и, может быть, когда-нибудь вернуть былое величие. Поэтому я ранее парировал все предложения Криса о покупке контрольного пакета акций перерабатывающего холдинга. Крис говорит, что Англия не согласна с меморандумом, и они по-прежнему хотят видеть нашу страну сырьевым придатком Запада, но функционирующим, а не разгромленным придатком. Лондон сможет противостоять сам знаешь кому, сможет их убедить отказаться от военных планов, но для этого нужна слабая Россия, как при Ельцине. Сначала я в это поверил, хотя очевидно, что Лондон – это отчасти и есть они. Тем более, Крис. Он уже давно вне государств. Но сначала я согласился с доводами Криса, что передача контрольного пакета акций двух перерабатывающих заводов поставит под контроль военную мощь России и охладит её пыл, ведь редкоземельные металлы необходимы в военной промышленности и в электронике. Сегодня я должен был заключить договор с Крисом в обмен на передачу мне акций рудников в Африке, что означало бы слияние империи Айдашевых и Стоун. Я решил, что приму английское гражданство и останусь жить в Лондоне. Ты знаешь, наши с Леной позиции по этому вопросу расходились всегда. Но вчера они сошлись.
Потом случилось второе событие. Вечером Виктор устроил мне тайную встречу с агентом Ми 6, и я узнал, как умер Гоша Резников. Это не наши его устранили таким зверским и громким способом, что действительно совсем не свойственно ФСБ. Его убрала частная спецслужба, чтобы разгорелся скандал вокруг его имени, как будто Кремль мстит за передачу обогатительного комбината в руки Лондона. Этот скандал явился дымовой завесой для сделки века: семейства решили, что все редкоземельные запасы планеты должны быть в одних руках, и эти руки, естественно, их. Соответственно, и наша сделка с Крисом – это поглощение отрасли. Я понял, что меморандум, который подтолкнул меня к решению продать акции заводов, возможно, такой же липовый, как все «песни» Криса о том, что он даст новый толчок развитию отрасли. Он передаст её в руки того, кто выше, кто член семьи. Впрочем, ходят слухи, что Крис в дальнем родстве с семействами. Возможно, рассчитывает на то, что они его примут за своего. Или уже приняли.
Вот такие дела, брат. Не знаю, что делать. Пока я думал, что Кремль уступает только там, где можно уступить, лишь бы не проглотили целиком, – это одно. Но теперь, когда я видел подписи, я не хочу в этом участвовать. И в то же время я понял, что мной манипулируют, и, если я продам заводы, меня ждёт судьба Гоши.
Поэтому я сбежал из Лондона. Я хочу лично спросить нашего президента о меморандуме. Хочу понять, что человек чувствовал, когда подписывал смертный приговор народу своей страны, как он с этим живёт. Если, конечно, подписывал. Остаётся доля сомнения, огромная доля сомнения, ведь я знаю его лично. Несмотря на его твёрдость и где-то безжалостность, он умный и дальновидный политик. Это сомнение меня и держит. Не могу поверить и не могу смириться. Разве ради этого всё затевалось? Ведь когда Союз разваливался, планировалось, что на самом верху всегда будут наши. Что Россия, подобно подлодке, окружённой вражеской флотилией, вместо того, чтобы быть потопленной, уйдёт на дно, а потом вынырнет где-нибудь в стороне. Целая и невредимая.