Убить Голиафа
Шрифт:
То, что Виктор назвал Анну Андреевну старушкой, как-то покоробило меня. Ей было-то всего семьдесят три года. А выглядела она чуть старше меня. Но ещё больше меня удивил тот факт, что Виктор знал, что она понервничала. Я переспросил:
– Она разве нервничала вчера?
Виктор выразил недоумение:
– На неё столько всего свалилось в последнее время. Я думаю, она нервничала постоянно. Ведь прошёл всего лишь месяц с трагедии, да и твои проблемы с памятью её очень тревожили.
То ли выкрутился, то ли сказал правду. Но я всё-таки в лоб спросил:
– Виктор, в доме тотальная
Он помолчал недолго, но затем всё-таки признался:
– Да.
– Почему? – я не то, чтобы начал злиться на такой беспредел, скорее, мне действительно было непонятно: зачем. Видеокамеры почти везде, кроме личных комнат. А теперь ещё и прослушка.
– Олег, – начал он чеканить слова, – месяц назад в твоей семье произошла трагедия. Мы приняли версию, что это была бытовая драма, но есть доля процента, что это хорошо спланированная западными спецслужбами операция, возможно даже покушение на тебя. И пока эта доля процента имеется, ты под тотальным наблюдением. Прости.
– Вы в чём-то подозреваете меня? – спросил я в лоб.
– Нет, что ты! – Как-то очень поспешно ответил Виктор. И тут же объяснил, что для них, т.е. моей службы безопасности, а также службы безопасности Российской Федерации, сейчас важно, чтобы каждый момент времени я был под наблюдением. Если покушение не удалось, возможна вторая попытка.
Убедительно, но я почувствовал, что Виктор что-то не договаривает.
– Тебе не стоило спать со Светланой, – после небольшой паузы сменил он тему, – это может расстроить Лену. Тебе сейчас лучше, чтобы она была твоим другом. Тем более что она сделала шаг на сближение.
– Я действительно разведён? – задал я вопрос, который интересовал меня больше, чем переживания Лены.
– Официально – да. Во многом этот развод условный: часть твоего имущества переведена на неё и детей. Это важно на случай, если в стране что-то случится, или ты окажешься неугоден. Сам понимаешь, вся жизнь – по лезвию бритвы.
– Какое имущество?
– Недвижимость. В основном, заграничная. Также ты перевёл на сына контрольные пакеты по зарубежным заводам. Есть и капитал в банках. Ты лучше Андрея спроси, он тебе всё расскажет подробнее.
Да, вчера мы с ним разбирали состояние отрасли, активы и пассивы, фонды и биржи. Пора узнать, что имею я, и что имеет моя семья.
– Кому выгодна моя смерть? – спросил я.
– Многим. И тем, кто хочет, чтобы ты не подписывал контракты, отдающие контрольные пакеты акций перерабатывающих заводов в иностранные руки. И тем, кто хочет их подписать, ведь твой сын Семён более сговорчив, а ты всё сомневался – стоит, не стоит это делать. А также всем, кто ненавидит олигархов, винит их во всех несчастьях страны, жаждет смены власти. И даже тем, кто – за нынешнюю власть. А ещё другим олигархам, которые хотят урвать от тебя. Политикам и чиновникам, которым ты, как кость в горле: финансово поддерживаешь Кремль, а значит, не даёшь выполнить задание Вашингтонского обкома. Да и Кремль, благодаря финансам таких как ты, может себе позволить, как Эйнштейн, язык показать заокеанским и европейским партнёрам. Кое-кого, в том числе и в правительстве, такой расклад не устраивает, ведь большинство
Когда Виктор произносил последнюю фразу, он улыбнулся, показывая мне, что это шутка.
– Получается, куда ни кинь – все хотят моей смерти, – улыбнулся я иронии судьбы олигарха, но невесёлая получилась у меня улыбка.
– А ты что хотел? Такова обратная сторона сладкой жизни.
– Сладкой жизни? – удивился я.
– Но это те, кто её хлебнул, знают, что этот сладкий пирог постоянно норовит поперёк горла встать. Для остальных он самый, что ни на есть сладкий и желанный.
Виктор рассмеялся.
– Ладно, не дрейф. Судьбу не выбирают. Но со Светланой будь поосторожнее. Приезжает Семён, англичане. Пусть всё будет чинно. Да и зачем она тебе? Ты всегда снимал напряжение с молоденькими и красивыми девушками – настоящим достоянием России.
– Она завтра уезжает, – я не ответил даже улыбкой на его смех и желание свести наши отношения со Светой к пустому времяпровождению, – у неё болен сын.
Виктор кивнул – он знает.
– Удвой её гонорар.
– Зачем? У неё и так хорошие условия.
– Тогда утрой. Ей деньги сейчас очень нужны.
– Ладно, – смирился Виктор.
Дом брата был опечатан. Но Виктор сорвал пломбы, и мы в сопровождении Джона вошли внутрь. Светлана осталась в машине, так велел Виктор. Я прошёлся по первому этажу. Не знаю, на что надеялся.
Потом мы поднялись на второй этаж. Когда вошли в комнату, где произошла трагедия, я ничего не почувствовал. Как будто меня здесь никогда не было. Ничто не откликнулось во мне.
Виктор показал, где кого нашли. В комнате всё было тщательно убрано, даже следа не осталось от происшедшей здесь трагедии.
Обойдя весь дом, я захотел ещё раз зайти в рабочий кабинет брата. Я сел за его огромный письменный стол, на котором лежала стопка папок с бумагами и небольшая кипа книг по ядерной физике. Среди последних я увидел книгу, автором которой был Дмитрий Петрович Айдашев, академик российской академии наук, доктор физических наук.
Я открыл книгу и начал читать. Виктор недовольно устроился в кресле неподалёку. Он уже несколько раз говорил о том, что нам пора возвращаться домой. Интенсивность движения на дорогах возрастала с каждой минутой, а пробки нам ни к чему. Машины с синими мигалками, конечно, проедут сквозь любую пробку, но зачем терять время на выруливание, когда можно за пару десятков минут преодолеть расстояние в полсотни километров без потери времени.
Я же увлёкся книгой. И что самое удивительное, я понимал всё то, о чём в ней было написано. Даже больше – меня захватило чтение книги по ядерной физике! Но я решил не испытывать терпение начальника службы своей безопасности, а по совместительству – генерала ФСБ, и мы отправились домой. Книгу я прихватил с собой.
На обратном пути Света сидела в машине рядом со мной. Я обнял её и притянул к себе. Так мы и ехали всю дорогу молча, ощущая тепло наших тел, зная, что скоро придётся расстаться. Пусть хотя бы эти двадцать-тридцать минут будут нашими.