Убить президента

Гурский Лев Аркадьевич

– Нет у нас бинокля, – мрачно произнес один из охранников-конвоиров. – Не держим.

Я демонстративно повернулся спиной к Вертухаичу.

– Значит, все отменяется, – бросил я и стал глядеть на табло.

За моей спиной вспыхнула и погасла короткая перебранка, закончившаяся звуком оплеухи. Очевидно, Вертухаич решал со своими кадрами вопросы субординации. Бинокля у них нет, понимаешь, ухмыльнулся я про себя. Как же! Они запасливые, чего у них только нет.

Вертухаич тронул меня за локоть и, когда я повернулся, вручил мне маленький бинокль. Это была очень хорошая портативная модель: места он занимал мало, а увеличивал здорово.

– Простите за маленькую накладку, – проговорил Митрофанов, вытирая костяшки правой руки носовым платком. – Он просто

вас не понял. Смотрите сколько хотите. Мы вас не обманываем. Раз обещал, что она с вашими внуками полетит в Париж – значит, полетит.

Я подошел к окну и настроил бинокль. Анька с пацанами была хорошо видна в группе французов, толпившихся у трапа. Недаром я заставил ее надеть красный жакет. Не спутаешь. Минуты через две дверь открылась и стюардесса в синем приглашающе замахала рукой. Ряды галантных французов тотчас же раздвинулись, и первыми на трап ступили женщины. Женщин в этот раз было немного, Анька двигалась третьей и очень скоро исчезла в салоне. Теперь оставалось только ждать взлета. Пока самолет засасывал через трубочку трапа оставшихся пассажиров, я бросил взгляд на, специальный сектор аэродрома. Здесь разворачивались: сразу несколько тяжелых «боингов», только что прилетевших из Брюсселя. То, что они именно из Брюсселя я догадался сразу. Несмотря на охрану-конвой, газеты мне в Завидово приносили. Вот она, вся семерка в полном составе. Цып-цып. Слетелись. Будут обхаживать Президента, предлагать отсрочки кредитов, сулить льготы… Лишь бы не было войны. За это они готовы заплатить. Не очень, правда, много. Подкинуть на бедность вождю дикой северной державы. Вдруг, понимаешь, и правда двинет танки на восток и на юго-восток?

– Ну-ну, – сказал я вслух.

Вертухаич, чутко уловив звук моего голоса, подскочил ко мне.

– Вы меня звали?…

– Если тебя зовут «ну-ну», то звал… – сварливо отрезал я, надеясь по крайней мере разозлить Главного Вертухая.

Я направил свой бинокль снова на французский самолет. Тот уже выруливал на взлетную полосу. Еще немного, и серебристая машина скрылась из глаз.

– Все? – терпеливо спросил Олег Вертухаич. Видимо, я им был здорово нужен сегодня в театре. Странно, неужели только вид бывшего президента России, живого и здорового, мог помочь нынешнему на предстоящем саммите? Тогда дела у него неважнецкие.

– Почти все, – сказал я, с неохотой возвращая отличный бинокль.

Последнее, что я успел увидеть в него, это толпу встречающих и охранников возле иностранных «боингов». Официальный дружественный визит семерки начался. Пусть ОН только не надеется, злорадно подумал я, что ему за один раз удастся превратить семерку в восьмерку. Я пытался это сделать все пять лет, и всякий раз что-то мешало. То эстонцы, то чеченцы, то абхазы… Пусть теперь он попробует, ну-ка? Ему-то доверяют раз в сто поменьше, чем мне. Не зря ведь такой у них был траур в июне, когда выбрали его, а меня…

– Почти? – не понял Вертухаич. – Что-то еще?

– Да, – кивнул я. – Хорошо бы пожевать чего-нибудь. В театре, я понимаю, вы меня в зале и в фойе будете пасти. До буфета не дойдет, так?

Олег Вертухаич оценивающе поглядел на меня.

– Вы правы, – сказал он непонятным тоном. – Лучше подкрепиться заранее. Не есть же мы идем в Большой, в конце концов.

Глава 60

МАКС ЛАПТЕВ

– Погляди-ка на этого типа! – сказал Дядя Саша.

– Какого именно? – уточнил я. – Типов тут достаточно, и далеко не все из нашей конторы…

Типов на кладбище в Солнцево было действительно полным-полно. Мы с Филиковым сидели в моей машине, припаркованной недалеко от кладбищенской ограды. Зелени в этой части кладбища было маловато, зато обзор с этого места открывался очень неплохой. Запасливый Дядя Саша сунул мне в руки подзорную трубу. Вернее, не трубу, а запасную трубку от оптического прицела. Разглядывая в нее окружающих, я невольно ловил себя на мысли, будто целюсь в них из винтовки. Чувство было так себе. По совету того же Филикова я снял и бросил на сиденье свою голубую милицейскую рубашку.

На голову я нацепил Дяди Сашину веселую кепку с козырьком, на нос повесил филиковские же очки с темными стеклами. В таком виде узнать меня было довольно трудно: выглядел я непохоже. Пожалуй, повстречай я себя в этаком чужом обличье, сам бы и прошел мимо… Кстати, машина, в которой мы сидели, тоже была чужая. Все та же, уворованная у мордоворотов из Охраны. «Свои» был один только Филиков, расположившийся на заднем сиденье.

– Вот он, вот, гляди! – Филиков наконец-то показал мне подозрительного типа. Человек со встрепанными волосами пегого цвета и в темных очках вертелся в толпе поблизости от генерала Дроздова. Человек был мне не знаком, и, очевидно, Филикову тоже. Между тем держался он по-свойски и все норовил оказаться то сбоку от Дроздова, то сзади. Сам Дроздов стоял неподвижно, глядя на открытую могилу. Губы его шевелились, но лицо генерала выглядело почти спокойно. Я знал такие лица и знал цену такому спокойствию. Гроб с телом Игоря Дроздова был уже заколочен, и полковник из церемониальной группы дожевывал траурную речь. Толпа вокруг состояла в основном из младших курсантов и нескольких отставников-ветеранов. Голубева, естественно, не было. Вообще не было никого из действующего состава нашего отдела. Конспирация, дьявол ее побери!

Дядя Саша легонько тронул меня за руку.

– Смотри, – проговорил он, – как генерала обложили. Со всех сторон…

Я проследил за его взглядом и обнаружил соглядатаев. Оба были в черном, и оба, не скрываясь, глазели на генерала Дроздова. Вид у них был довольно мирный, только вот пиджаки малость оттопыривались.

– Заметил? – уже шепотом сказал Дядя Саша. – Теперь медленно обернись. Только спокойнее, будто ты решил почесать в затылке…

Я послушался Филикова и сделал так, как он просил. Лучше Дяди Саши в наружке никого не было. И никто лучше, между прочим, не умел уходить от хвостов в случае необходимости. Исполнив ритуал чесания затылка и заодно проверив свою шишку (болела!), я заметил еще одну парочку шпионов уже с другой стороны. Одеты они, в отличие от первых, были неофициально, даже панковато. Но манера держаться и маленькие сумочки, которые они не выпускали из рук, убедили меня, что Дядя Саша вычислил их абсолютно правильно. Эта парочка переглядывалась и перешептывалась, однако, как я заметил, тоже не выпускала из виду ту часть толпы, где был Дроздов…

– Постой, – так же шепотом проговорил я. – А может, они не за генералом следят?

– А за кем же? – Филиков выудил из кармана еще одну оптическую трубку и приставил ее к глазу. Трубки эти были небольшого размера, со стороны случайный прохожий мог решить, будто Дядя Саша чешет кулаком глаз.

– Да вот за этим, за пегим, в очках, – сказал я. Мысль о том, что обе группы соглядатаев выслеживают здесь не Дроздова или не только Дроздова, пришла мне в голову всего минуту назад: когда я обратил внимание на странные эволюции парочки в черном. Стоило пегому отойти от генерала, и они тут же, как подсолнухи на солнце, уставились в его сторону.

– Ты прав, Макс, – рассмотрев все хорошенько, признал Филиков. – Сиди тут, а я попробую поближе его рассмотреть… Кстати, и покурю, – добавил он как бы между прочим. – У тебя сигаретки не найдется?

Я со вздохом достал пачку. Филиков был неисправим.

Из окна машины я заметил, как Дядя Саша, словно школьник, покуривая в кулак, приютился у ближайшего монумента – кажется, поставленного какому-то майору Гейзину. Сам Гейзин, изображенный на барельефе усатым горбоносым красавцем, строго взирал на Филикова. Дядя Саша пытался изображать скорбь по майору, делая вид, будто он старый боевой товарищ покойного. Однако внешность Филикова и его буйная, до глаз, борода вкупе с затрапезной рубашкой, вряд ли кого-нибудь могли обмануть. И вот уже две старушки из местных, крестясь, сунули Дяде Саше несколько пустых бутылок и какую-то мелочь. Со своего места, да еще через окуляр, мне было отлично видно, как Филиков стал кланяться и благодарить, благодарить и кланяться. При этом он мимоходом обозревал окрестности…