Убить сову
Шрифт:
Неожиданно Пега дотронулась до моего плеча. Я отшатнулась, испугавшись какой-нибудь жестокой шутки с её стороны. Но на её лице было странное выражение, почти... не знаю... почти сочувствующее.
— Береги себя, — сказала Пега и ушла. Может, Беатрис и не говорила ей обо мне.
Я вышла из тёплой кухни и поплелась через двор. После полудня стало облачно и теплее, чем в день смерти Андреа, но ветер дул резкий и сырой. Колодец размещался в уголке двора. Я подняла деревянную крышку и заглянула внутрь. По стенкам, покрытым зелёной слизью, в тёмную глубину стекали капли воды. Каждая
Как яблоко круглый и с чашку всего глубиной,
Но вся королевская свита не сможет его исчерпать.
Я вздрогнула. Откуда приходит в колодец эта плещущая под моими ногами вода? Из холодных чёрных рек, впадающих в подземные озёра? Или из морей, чьи волны бьются там, в темноте? Может, там, в чреве земли, есть и рыбы, и птицы, и звери? Что за сила правит тем миром? Говорят, царство мёртвых пустынно, но что если оно там, под этой водой?
— Ты уже выздоровела, чтобы поднимать такие вёдра, Османна?
Я подпрыгнула от звука голоса, и вода расплескалась мне на ноги. Через двор шла Настоятельница Марта. Она выглядела усталой и обеспокоенной.
— Мне уже намного лучше, Настоятельница Марта, спасибо.
— Хорошо, — рассеянно ответила Настоятельница Марта, — Слава Богу, твоё здоровье поправилось. Значит, мы сможем продолжить занятия. Я стараюсь привести в порядок дела, но нельзя пренебрегать твоим обучением. С тех пор как Андреа оставила нас...
— Что за чудо сохранило причастие Андреа, Настоятельница Марта? Говорят, оно обладает силой.
— Я приказывала это не обсуждать, — резко ответила она, оглядевшись. Но в пустом дворе никого, только копошащиеся куры.
— Вы сказали, нам можно говорить об этом между собой, — напомнила я.
— Я ждала от тебя большего, Османна. Чудо происходит каждый день, когда кусочек обычного хлеба становится плотью Господа. Величайшее чудо в том, что потребляя эту частичку, мы получаем вечную жизнь. Вот, Османна, единственное, о чём нам стоит заботиться.
— Но я всё думаю, Настоятельница Марта — если кто-то причастился раз за всю жизнь, может ли он быть спасён?
Настоятельница Марта кивнула.
— Если этот человек искренне покаялся и исповедался, то учителя церкви говорят именно так. Многие спасались так на последнем издыхании.
— Но если спастись можно за один раз, тогда зачем мы должны многократно потреблять Дары? В одной книге говорится... — я запнулась, увидев, что она хмурится всё сильнее.
— Потому, что мы снова грешим. Ты же знаешь. Но я удивлена этим вопросом. Что именно сказано в той книге?
— Не... не помню, — пробормотала я, понимая, что она не поверит. Не надо было мне упоминать эту книгу.
Настоятельница Марта подошла ближе, строго глядя на меня сверху вниз. Я как-то забыла, какая она высокая.
— Где ты начиталась этого, Османна? Кажется, не в тех книгах, что я тебе дала?
Я прятала книгу Ральфа в своём сундуке, под бельём. «Зеркалом»
Он даёт мне свободную волю и не нуждается в моём благочестии. Никто не отнимет у меня моей добродетели, если только моя душа сама этого не пожелает.
Эти слова оказались для меня новыми и сложными, приходилось читать снова и снова одни и те же строки, а так хотелось скорее бежать вперёд. Я боялась читать слишком быстро, чтобы книга не закончилась раньше времени.
Душа становится подобной Богу и так сохраняет то обличье, что изначально даровано ей Тем, кто вечно её любит.
Я чувствовала, что мозг просто взорвётся, если с кем-нибудь не поделиться, и только Настоятельница Марта могла бы понять мой восторг. Но что если она отберёт мою книгу? Нет, это невозможно, только не сейчас, когда я едва открыла её для себя. Я не отдам.
Настоятельница Марта сверлила меня взглядом, но я боялась посмотреть ей в лицо.
— Думаю, ты прочла эту книгу здесь, в бегинаже. Не похоже, чтобы твой отец... Она запнулась, поморщила нос. И тут я тоже почувствовала запах. Дым, но совсем не такой, как дым очагов бегинажа. Ветер доносил его откуда-то из-за стен, но запах становился все сильнее. Вонь была едкой, как... как паленая плоть и волосы. Земля ушла у меня из-под ног.
— Османна, тебе плохо?
Я пошатнулась и уронила вёдра, вода вылилась на наши башмаки. Сильные руки подхватили меня, не давая упасть. Мне было плохо, на меня обрушилась волна холодного страха, хотелось броситься в свою комнату и покрепче запереть за собой дверь, но меня трясло так, что я едва держалась на ногах. Такой же запах стоял в лесу той ночью, запах сожжённой святой. В ушах у меня звучали вопли, я видела уносящиеся вверх языки пламени. Где-то кричали люди. Голоса доносились со стороны ворот.
— Оставайся здесь, — приказала Настоятельница Марта и побежала к воротам.
Но я слишком боялась остаться одна и тоже поплелась на звук голосов. У ворот, глядя на поле, стояла кучка бегинок. Я протиснулась между ними. Над лугами клубилось не меньше дюжины столбов чёрного дыма. Позади них вдали виднелись другие костры с высокими языками пламени, как будто горели огромные кучи дров. Вонь, несущаяся по ветру, заставила меня содрогнуться от отвращения. Кухарка Марта заметила меня рядом и обняла так крепко, что я почти задохнулась
— Что это? — спросила я. Что происходит?
— Спаси нас Бог, дитя, там, говорят, мор скота. Забивают коров, свиней, овец — всех животных на землях Поместья.
— Всех?
— Это закон, дитя. Весь скот нужно уничтожить, а туши и коровники — сжечь, чтобы не дать распространиться заразе. Болезнь убивает животных меньше чем за неделю, и спасти их может только чудо. Даже у выживших шкуры покрываются язвами. Это разоряет хозяев — зачем держать скот, который ни съесть, ни продать.
— А наш скот — его тоже придётся убить? Даже волов?