Убить волка
Шрифт:
Чан Гэн продолжил:
— Даже не знаю, где я мог его обронить.
Гу Юнь побледнел: у некоторых людей талант заваривать чай в холодной воде [10].
Терзаемый угрызениями совести маршал Гу хранил молчание. Пока, наконец, не нащупал во внутреннем кармане изготовленный из бычьей кожи мешочек. Не проронив ни слова, он протянул его Чан Гэну:
— Держи.
Застигнутый врасплох, Чан Гэн потерял дар речи.
Он будто упал в яму, которую сам вырыл, и чуть не прикусил язык. Всего мгновение назад Янбэй-ван источал ауру сведущего ученого мужа «преодолевшего горы и реки», теперь же он бормотал, чувствуя, как вспотели
— Как... Как он очутился в комнате ифу?
Прошедший огонь и воду маршал Гу с преспокойным видом бросил:
— Вот не знаю. Нашел на кровати. Похоже, тогда я перебрал и случайно стянул его у тебя.
Чан Гэн смотрел на него с ужасом.
Гу Юнь закосил под дурачка:
— А что не так?
Чан Гэн покачал головой и мысленно вздохнул с облегчением. Теперь вопрос явно был закрыт, так что он мог общаться со своим ифу как прежде. К сожалению, некоторые тайны сложно скрыть, поэтому Чан Гэн чувствовал себя несколько растерянно.
Заметив выражение его лица, Гу Юнь решил, что тот все еще переживает из-за случившегося, поэтому мягко сменил тему:
— Кстати, забыл тебе рассказать. Пару дней назад Император желает представить тебя ко двору, чтобы приобщить к политике. Чем бы ты хотел заниматься? Я найду для тебя место.
Чан Гэн тут же отбросил лишние мысли и серьезно ответил:
— Каждое из шести министерств наделено особой властью и влиянием. Мне не хотелось бы вмешиваться и нарушать их работу. Для этого ни мои литературные таланты, ни боевые искусства недостаточно хороши. Кроме того, в последние годы я привык жить в праздности. Если Его Величество желает приобщить меня к политике, то из уважения к нему я исполню его просьбу... Или я мог бы помочь господину Цзяну из храма Дали с его расследованиями.
Гу Юнь не знал, насколько искренне ответил Чан Гэна, но это явно было то, что император желал услышать. У Гу Юня сжалось сердце: ему не хотелось отправлять Чан Гэна ко двору императора Лунаня, где он впустую бы растрачивал свои таланты, встречая лишь пренебрежение и высокомерие.
Но что поделаешь? Его фамилия была Ли. Даже если ему суждено вести праздную жизнь принца, не может же Чан Гэн до конца своих дней прятаться в поместье Аньдинхоу.
— Если хочешь служить в храме Дали, то лучше немного погодить с этим, — сказал Гу Юнь. — Император как раз отдал приказ расследовать черные рынки цзылюцзиня. В управлении господина Цзяна и так царит неразбериха. Не лезь туда еще и ты, и не втягивай в это Линь Юань.
Чан Гэн ответил на это кратким «а-а». Казалось, новость совершенно его не удивила.
— Так быстро? Его Величество поистине нетерпелив. На днях я размышлял о том, скоро ли нам ждать возвращение указа «Жунцзинь Лин»?
Гу Юнь спросил:
— Откуда ты знаешь?
— Догадался.
Редкие снежинки кружились в воздухе, и Чан Гэн взял у входа в храм маленький бумажный зонт. Хотя он и был совсем небольшим, Чан Гэн пытался укрыть им еще и Гу Юня. Вскоре одно его плечо покрывал тонкий слой снега. Однако, словно не замечая этого, Чан Гэн размеренно продолжил прогулку и, похоже, искренне ей наслаждался.
— Признаю, что это не совсем догадка, ифу. Достаточно вспомнить, что и Его Величество, и прошлый Император, и даже Император Лян У-ди — хотя правление каждого из них было по-своему мудро — все они придерживались одной и той же позиции по цзылюцзиню. Для них он
Гу Юнь всегда считал Чан Гэна представителем другого поколения. Поэтому прогуливаться с ним плечом к плечу и выслушивать его мысли было ему в новинку. Он не перебивал.
— Еще в детстве, живя в городке Яньхуэй, я заметил, что императорский двор расходует множество ресурсов ради цзылюцзиня. Я размышлял над этим и позже, задаваясь вопросом: «А так ли необходим строгий контроль оборота топлива? Если бы любой мог легко приобрести цзылюцзинь, точно рис или шелк, не исчезли бы черные рынки сами собой?»
Чан Гэн покачал головой.
— Чуть позже я пришел к выводу, что это невозможно. Прости за резкость, но в независимости от того, кто будет следующим императором, будет ли он мудр или же наоборот несостоятелен, будет ли он отдавать предпочтение боевым искусствам или литературе... Ни в коем случае нельзя допустить свободного оборота цзылюцзиня. Иначе в тот день, когда цзылюцзинь поступит в продажу, все, кто им завладеет — купцы, иностранцы, жители Дунъин, безжалостные разбойники и даже некоторые чиновники... Каждый будет сжимать в руках «меч».
Гу Юнь заметил:
— Как вышло с разбойниками на южной границе.
— Именно, — согласился Чан Гэн. — И это только небольшой черный рынок, небольшая шайка разбойников. Небольшой клочок земли у южной границы. А что произойдет, если распространить эту схему на всю Великую Лян? Что если каждому дать в руки «меч»? Разумеется, императорский двор не сможет уследить за всеми жителями страны и угодить им. Придет время, и проблемы начнут расти словно грибы. Не успеешь решить текущую, как появится новая. И вскоре во главе станет тот, кто окажется сильнее всех. Таким образом каждый начнет думать, что он сможет освоить искусство резать драконов [11] своим драгоценным мечом. Люди будут сражаться, рвать друг друга зубами, наплевав на мораль и закон, точно черви, пока не появится король червей, который приберет страну к рукам?
Гу Юнь нахмурился:
— Чан Гэн, можешь делиться своими мыслями со мной, но при других тебе лучше не упоминать об этом. То есть, ты считаешь, что нужно вернуть указ «Жунцзинь Лин»?
— Не совсем. По-моему, для того, чтобы стабилизировать экономику и решить самые срочные финансовые вопросы, лучше продолжить политику слабого контроля, которой придерживался прошлый Император.
После появления сельскохозяйственных марионеток большая часть годовых запасов еды сгнивает в амбарах. Цены на рис продолжают падать, а люди предпочитают хранить деньги под матрасом. То немногое золото и серебро, что осталось, прячется на складах. Нет ничего удивительного в том, что императорская казна не заполнена.
Деньги не берутся из воздуха. Если сейчас отчеканить больше монет, то вода вдалеке жажду не утолит [12]. Мы можем рассчитывать только на иностранцев. Когда полностью откроется Шелковый путь, это стабилизирует экономику. А имя ифу навеки войдет в историю и даже сотня восстаний будут нам на страшны.
Деньги — это как позвоночник для человека или фундамент для дома. Когда придет время, с их помощью мы сможем понемногу наладить внутренние дела. Да, конечно, проблемы никуда не денутся, но, когда ситуация не такая тяжелая, то сотню лет государство спокойно и народ наслаждается миром [13]. Сменится одно-два поколения и, возможно, жизнь станет лучше.