Убить волка
Шрифт:
Яо Чжэнь ответил ему горькой усмешкой:
— При дворе вечные распри. Я простой ученый, не наделенный ни властью, ни влиянием. Зачем подливать масла в огонь их постоянных конфликтов? Какая польза от заговоров и интриг? Гораздо лучше подыскать местечко подальше от Императора, переехать туда со всей семьей от мала до велика и не испытывать нужды в еде и воде. Здесь к моим словам прислушиваются. Это ли не счастье?
Яо Чжунцзэ отличался острым умом и великолепно умел просчитывать выгоду, избегая возможных неудач. В тот день, когда Вэй-ван замыслил измену и поднял восстание, этот чиновник быстро смекнул,
К сожалению, в перевернутом гнезде не бывает целых яиц — он больше не мог скрывать свои таланты [4].
Гу Юнь не дал ему уйти от темы:
— Чем займешься после окончания войны?
— Когда придет время, и во всей стране установится мир, отпадет надобность в моих услугах, — уверенно заявил Яо Чжунцзэ. — Если при императорском дворе все еще будет царить нездоровая атмосфера, с какой стати мне туда лезть? Маршал Гу обладает Жетоном Черного Тигра... Но неужели это принесло ему больше счастья, чем те дни, когда он с победой вернулся из южных земель и радостно распивал с нами, бездельниками, цветочное вино? [5]
Гу Юнь промолчал.
Вдруг Яо Чжэнь что-то вспомнил и засмеялся:
— Подчиненный по сей день помнит, как маршал Гу напился, одну ногу закинул на перила, пошатнулся, а потом так размахался своим великолепным мечом, будто разрубал на лету падавшие лепестки. Все приглашенные девушки раскраснелись. У нас до сих пор рассказывают эту забавную байку...
Гу Юнь настолько смутился, что язык проглотил.
— Тогда я был ничего не понимавшим в жизни зеленым юнцом. Больше никогда не смей упоминать об этом нелепом происшествии.
Губы Яо Чжэня растянулись в невольной улыбке, а затем, глядя на юг, он пообещал:
— Однажды мы устроим праздник в честь возвращения Цзяннани. Приглашу на него и великого маршала, чтобы выпить, наслаждаясь весенним ветерком [6]. Обязательно приходите.
«Ни за что не приду, — подумал Гу Юнь. — Мне и дома-то забот хватает [7]».
Поскольку подобные откровения обычно не предназначены для старых друзей, Гу Юнь лишь загадочно улыбнулся в ответ.
Пока они среди ночи в третью стражу непринужденно обсуждали пирушки, Гэ Чэнь внезапно получил письмо на зерненой морской бумаге и подбежал к ним, держа его в руках:
— Аньдинхоу, плохие новости — Ян Жунгуй собирается поднять восстание!
Автором послания являлся двойник Янь-вана. Опасаясь, что деревянная птица попадет не в те руки, он ни словом не обмолвился об идее с маскарадом и не упомянул в тексте послания, что его нужно доставить именно в Cеверобережный лагерь. Пока автору письма удалось ненадолго задержать предателей, но неизвестно, что Ян Жунгуй еще выкинет.
Гу Юнь и Яо Чжэнь замерли, как громом пораженные. После того, Ян Жунгуй не смог добиться своего при помощи взяток и подкупить императорского ревизора, он пошел на крайние меры. Из-за того, что Гу Юнь много лет возглавлял Черный Железный Лагерь, он не подумал, что местные вооруженные силы что-то из себя представляют. Ему казалось, что двадцати его личных телохранителей более чем достаточно, чтобы подавить беспорядки в Янчжоу. Чан Гэн был не из пугливых. Гу Юнь взял письмо из
Гу Юнь покрылся холодным потом. Заговорщики хотели задержать Янь-вана на юге, чтобы в это время убить Императора в столице... В принципе, если тщательно все спланировать — не такой уж сложный план. Тут главное, чтобы хватило смелости его осуществить.
Если предположить, что Линьюань не причастны к тайным интригам, то деревянные птицы по-прежнему оставались надежным способом связи. Учитывая, что Янчжоу сейчас находится в изоляции, все новости оттуда явно перехватывают. Этот предатель Ян Жунгуй может приказать своим прислужникам силой увезти Янь-вана на север, не привлекая внимания Северобережного лагеря.
Как только Ли Фэн отойдет в мир иной, трон освободится. Вопрос в том, кому он в итоге достанется и какой ценой.
— Маршал? — обратился к нему Яо Чжэнь.
— Беги к генералу Чжуну и попроси одолжить мне броню Черного Орла. Потом верну. Поспеши. — Гу Юнь резко позабыл о тяжести в голове и слабости в ногах и приказал: — Сяо Гэ, оставайся здесь и попытайся связаться со столицей, чтобы понять, что там творится. Я поведу людей в Янчжоу.
Ян Жунгуй «пригласил» фальшивых Янь-вана и Сюй Лина покататься на лодке. В сопровождении армии они покинули пределы Янчжоу и направились на север, чтобы вынудить Императора отречься от престола.
Путешествие их происходило под покровом тайны. Ян Жунгуй и другие предатели-заговорщики, занимавшие государственные посты вдоль Великого канала, были обличены огромной властью и прекрасно умели сдерживать слухи — в столице долгое время не подозревали о разразившейся в Цзяннани ужасной эпидемии.
Вечером, когда они остановились на ночлег на почтовой станции, «Янь-вана» и «Сюй Лина» несправедливо разместили в одной комнате. От их телохранителей уже избавились. Повсюду рыскали шпионы Ян Жунгуя — они не смогли бы отсюда сбежать, даже отрастив крылья.
Только посреди ночи «Янь-ван» рискнул выглянуть в окно. Заметив, что стражники на посту расслабились, он коснулся лица и прошептал «Сюй Лину»:
— Ох, если бы я знал, какая нелегкая предстоит работенка, остался бы с варварами. На этот раз Его Высочество крупно мне задолжал... Мы ведь не знаем, доберется ли деревянная птица до Гэ Пансяо, кроме того, втянули в маскарад сына известного купца. Если твой отец обо всем узнает, то сойдет с ума от беспокойства.
«Сюй Лин» собирался что-то ему ответить, но вдруг ощутимо напрягся. Несколько стражников, охранявших черный вход, вдруг попадали на землю. К ним беззвучно подлетела черная тень.
Поскольку все личное оружие у «Сюй Лина» отобрали при обыске, он схватил фарфоровую чашку и с размаху швырнул ее в сторону тени. Гость увернулся от летевшей в него чашки — она пролетела всего на расстоянии волоса, — а затем поймал это тайное оружие в полете, опустил в рукав и осторожно влез в комнату через заднее окно. Его движения были невероятно быстрыми и ловкими — несмотря на суматоху, висевший в комнате ветряной колокольчик не издал ни звука.
Гость поднял забрало и показал на языке жестов: «Это я».