Убить время

Мэрфи Уоррен

– СПАСИБО, – ввел он в компьютер, как делал всегда, заканчивая работу с четырьмя возвышенными созданиями.

– НА ЗДОРОВЬЕ, – ответили, как обычно, они.

Какая точность!

Конечно, была и другая вероятность, которая не была известна компьютерам, единственная во вселенной, непреодолимая во всех отношениях. Возможность того, что они ошибались.

Брови Харолда Смита сложились глубокой морщиной. Он почувствовал, что его дыхание стало быстрым и прерывистым, а сердце учащенно забилось. На лбу выступили капельки пота.

Ошибались?

Четыре компьютера?

Он стал дышать глубже, что, как однажды научил его Римо, может моментально снять стресс, взял телефон и стал набирать длинную комбинацию цифр, которая соединит его прямо с Римо.

Вопрос был не в том, ошибались или нет компьютеры. Если они действительно ошибались, то, как полагал Смит, незачем было бы жить. Мир снова погряз бы в бездне гипотез, угадываний, подозрений, советов, полуправды, уверток, двухсторонних соглашений, пожеланий, надежд, в чарах обаяния, колдовства и инстинктов.

Он вздрогнул.

Когда Смит был маленьким мальчиком и жил в Вермонте, в один зимний вечер его мать познакомила его с вероятностью невозможного. Она перенесла юного Харолда через эту пропасть одним предложением. Вот что она сказала:

– Снег не идет оттого, что сегодня слишком холодно.

Слишком холодно для снега? Она наверное пошутила? Что может быть холоднее снега? Это же практически лед, только пушистый. Когда на улице холодно, идет снег. А если еще холоднее…

То это слишком холодно для снега.

Эта концепция заинтриговала воображение молодого Харолда Смита так, что невозможно описать. Позже он мог сгруппировать мысли о невозможности снегопада из-за сильного холода с другими такими же мистическими парадоксами, как например жидкий кислород и сухой лед. Как можно дышать жидкостью? Разве он не перегородит тебе горло? А когда кладешь в стакан с водой кусок сухого льда, не должен ли он впитать всю влагу как губка?

Даже после того, как он осознал, как работают эти чудесные феномены, Смит продолжал помнить оставленные ими следы благоговейного трепета. Это была часть большого мира незыблемых вещей. Некоторые вещи просто были. Одной из них был сухой лед, так же как и абсолютная непогрешимость и неизменная правдивость четырех компьютеров Фолкрофта.

Нет, компьютеры не ошибались. Это был пятидесятитрехпроцентный шанс, что Фокс был Воксом и был, следовательно, девяносточетырехлетним стариком и, возможно, был связан с препаратом, называемым прокаин, до такой степени, что мог убить неизвестную женщину из-за небольшого количества этого вещества в ее организме, и что каким-то образом эти цепочки вероятностей приведут к убийствам двух военных лидеров, случившихся в один день одно за другим.

Телефон по адресу Шангри-ла продолжал звонить.

Было пятьдесят три процента за то, что Римо был на пути к тому, что даже компьютеры назвали бы странным.

Глава восьмая

– Тебе сколько лет? – спросил Римо, включая светильник с розовой лампочкой.

Это был великолепный секс. Безупречный.

Жаркий, изобретательный, страстный и нежный, как секс «первый раз в автомобиле». Только он был в постели, и фантастическая блондинка рядом с ним побила рекорд продолжительности и частоты для женщин. Она была не просто быстрая, она была ультразвуковая. И очень, очень хороша. Здесь не было никакой романтики, чтобы подсластить пирог. Но это было все равно. Никаких существенных разговоров, никаких откровений о глубоко личных мечтаниях. Только старый добрый натуральный секс. И это было лучшее, что он знал с тех пор, как это произошло с Розанной Зевеки на бейсбольной площадке позади приюта, когда ему было четырнадцать.

Розанна знала свое дело, но бледная блондинка с лицом кошечки и глазами цвета морской волны, должно быть, была самой опытной партнершей в сексе, когда-либо существовавшей на планете. И теперь Римо понял, почему.

– Мне семьдесят, – замурлыкала она, поглаживая его бедро. – С половиной.

– Семьдесят? – его влечение увяло.

Это случилось когда она впервые произнесла эту ужасную новость. Теперь, после второго взрыва этой фразы, его живот вспенился будто он был захвачен волной эдипова греха, приукрашенного по краям венчиками полного абсурда.

– Семьдесят?!

– Здесь не нужно притворяться, – сказала она. Она заботливо покачивала руку Римо в своей руке. В семьдесят, подумал Римо, у нее должна быть особая манера держать руку. – Мы здесь все молоды. За это и платим, – нежно рассмеялась она. – Ну вперед, постарайся это принять. Ты ведь такой же!

– Нет, ни чуточки! – искренне признался Римо. – Я обычный, самый обычный.

Она раздраженно поднялась, ее безупречные бедра блестели в освещенной луной спальне без малейшего намека на складки или морщины. Римо пытался составить воедино все события, приведшие его сюда, в эту постель, где семидесятилетняя женщина волнообразно двигалась перед ним здоровой поступью молодого жеребенка.

Они с Чиуном прибыли в Шангри-ла менее часа назад. Добраться до места не составило труда. На эти земли въезд на машине был запрещен.

– Они отвлекают от безвременности существования в Шангри-ла, – высокомерно объяснил сопровождающий.

Сопровождающий – шофер, как выяснилось – провез гостей мимо покрытых снегом холмов, по узким дорожкам к огромной равнине, открывшейся неожиданно, и окруженной высокой металлической оградой с еще более высокими воротами с электронным управлением.

– Добро пожаловать в Шангри-ла, – произнес гид, остановившись в центре громадного запорошенного снегом парка, где дорога кончилась.

Чиун вел нелицеприятные рассуждения о том, что Шангри-ла – это более дорогой вариант многочисленных лагерей с неизменным массажем, морковным коктейлем и индейскими вигвамами для ночевки. Но по мере продвижения вглубь возникала Шангри-ла, Мекка Мечты, дарующая молодость, своеобразная дозаправочная станция для «Ка Элов» наподобие Бобби Джея на пути к строгости жизни средневековья.