Убийца из прошлого

Кристенсен Моника

Макс Зайферт прекрасно понимал, что старый метеоролог льстит ему в надежде переубедить. Но беспокойство, ворочавшееся в груди, толкало его в противоположном направлении. Зачем снова лезть на рожон? Ничем хорошим поездка на Шпицберген не кончится.

– По правде говоря, Ханс, мне не хочется в этом участвовать. Ты знаешь, у меня к ним претензий нет. Это было заурядное дело. Никто из наших не пострадал. Те два моих года в Северной Норвегии, они были неплохие, но ничего выдающегося со мной тогда не случилось. А к концу войны, сам знаешь, когда нас отозвали обратно в Германию, случилось кое-что посерьёзнее. Бомбардировка Дрездена. Стыд и срам, что этому позволили произойти. Если бы мы могли встретиться с английскими пилотами и поговорить о настоящих

событиях… Но Шпицберген? Нет, Ханс. Пожалуй, я отказываюсь.

Профессор Шнелль не мог скрыть разочарования:

– Жаль, очень жаль. Твоё участие для меня много значит. Твои фотографии стали бы важной частью программы. Я надеялся, что выяснятся новые факты, да и для сообщества важно, чтобы немцы тоже участвовали. От Англии будет командующий Эверетт. И дочь британского офицера связи, погибшего на борту одного из кораблей. Я раньше о ней ничего не слышал. А ещё приедет…

Шнелль всё говорил и говорил, но Макс Зайферт дальше не слушал. Ах вот как, командующий Эверетт собирается на Шпицберген? Это меняет дело. Совершенно меняет. Макс почувствовал, как глубоко внутри вскипает прежний, почти забытый гнев. Вот и причина, чтобы всё-таки поехать.

Хенрик Сигернес, стипендиат и временный сотрудник Полярного музея в Тромсё, сидел у себя в кабинете и читал письмо, пришедшее с сегодняшней почтой. Он перечитал его дважды и прекрасно понял каждое слово. Просто никак не мог поверить, что это правда. Кто-то из университетских коллег решил над ним подшутить, не иначе. Он откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок.

Я пишу Вам, потому что случайно услышала по радио о встрече ветеранов войны, которая состоится на Шпицбергене этим летом. Мой сын был – и остаётся – ветераном войны. Больше пятидесяти лет я не получала от него никаких известий, но, думаю, он жив. Не понимаю, почему он не даёт о себе знать. Мне уже за девяносто, надеюсь, Вы сможете мне помочь?

Так начиналось это письмо. Постепенно до него дошло, что оно может иметь отношение к совершенно другому делу. Но подобное совпадение настолько невероятно, что это, скорее всего, просто чья-то шутка. Поговорить с директором? Но если письмо подложное, будет неприятно выставить себя на посмешище, продемонстрировав такую доверчивость.

Историком Хенрик Сигернес был не самым известным, возможно, потому, что выбрал в качестве специализации очень узкую область – гражданские преступления в Северной Норвегии во время Второй мировой войны, сыск и сотрудничество с оккупационными властями. Когда-то он думал, что эта тема привлечёт внимание широкой общественности. Но нет. Людей интересовали главным образом Сопротивление и всевозможные несправедливости, выпавшие на долю норвежского народа во время и после войны. Директор его предупреждал, что в глазах многих все эти финансовые махинации на фоне борьбы за освобождение Норвегии – пустяк. К тому же люди плохо воспримут похвалу в адрес немцев и сторонников тогдашнего премьер-министра Квислинга, пусть даже заслуженную.

Вообще-то Хенрик Сигернес мечтал о работе в университете Тронхейма. Там было профессиональное сообщество, в котором он мог бы развернуться: провести параллели с обстановкой в Европе сегодня и в прошлом, написать книгу. Возможно, со временем стать профессором. Он никак не мог понять, почему коллеги из Тромсё не видят в области его интересов ничего захватывающего. Ну разумеется, с началом оккупации норвежцы не превратились все разом в законопослушных граждан. Преступность никуда не делась: угоняли велосипеды, в магазинах случались мелкие кражи, существовали чёрный рынок и незаконная торговля, грабежи и убийства. В неразберихе, вызванной приходом немцев к власти, легко было скрывать серьёзные преступления.

Общая растерянность почти парализовала жизнь гражданского населения. И тех, кто ничего не понимал и пытался жить как прежде, и тех, кто понимал всё слишком хорошо и ничего не хотел предпринимать. Обманщиков и жуликов,

идеалистов и простаков. И повсюду страх, который высасывает из души все силы и волю к борьбе. Кто это притаился за шторой? Можно ли доверять той, которая всё время задаёт столько вопросов? Кто-то что-то сказал? Кто-нибудь что-нибудь видел? Страх и неизвестность стали частыми гостями в каждом норвежском доме.

Так почему его коллеги не могут понять, какой нелепой и трудной была в те годы работа полиции? Как разговорить свидетелей? А трупы, которые обнаруживали в морском прибое, в горах, в сгоревших домах? Кто они? Павшие солдаты? Или партизаны?

Было тогда одно дело – вернее, целая череда дел – которое особенно его занимало. В начале марта 1941 года в старой заброшенной церкви на отшибе у реки Пасвикэльва был убит священник. На месте побывал ленсман [4] старой закалки – основательный, терпеливый и дотошный. Не похоже, чтобы он симпатизировал нацистам, поэтому расследование наверняка продвигалось очень непросто. Он, конечно, сотрудничал с оккупационными властями. Полицейской работе это вроде бы не мешало.

4

Полицейский и административный чин в сельских местностях Норвегии.

Историк наткнулся на протоколы следствия по этому убийству среди документов по нескольким делам, которые ленсман, выйдя на пенсию, забрал с собой, сложил в большие картонные коробки и убрал на чердак. Спустя несколько лет он отослал коробки в Государственный архив в Тромсё, а те дали знать Сигернесу, поскольку были в курсе его профессиональных интересов.

Оказалось там и это дело, а от него тянулись ниточки к другим неразгаданным убийствам и кражам. Сигернес работал как одержимый, сидел над бумагами с утра до поздней ночи, осторожно разбирал папку за папкой. Другой исследователь, вероятно, выжал бы из материалов гораздо больше в собственных интересах. Сигернеса же интересовали детали, поэтому работал он медленно и в специальных журналах почти ничего не публиковал. Такой уж у него был характер, и потому-то, наверное, он и не получил того профессионального признания, которого, по собственному мнению, заслуживал. Но если письмо, лежащее у него на столе, не подделка, то он, похоже, наконец сделал блестящую находку. Публикация наверняка привлечёт внимание коллег, поскольку письмо связывает воедино два события – жестокое убийство, совершённое на севере Норвегии, в Финнмарке, в марте 1941 года, и налёт немцев на два норвежских судна, «Исбьёрн» и «Селис», у берегов Шпицбергена в мае 1942 года.

Несколькими неделями раньше в Полярный музей Тромсё пришло приглашение от организации, называющей себя Союзом ветеранов войны в Арктике. Вдохновитель создания этого общества был в музее частым и уважаемым гостем. Он то и дело заглядывал со всевозможными советами и предложениями по улучшению экспозиции. Одной из многочисленных обязанностей директора музея было привлечение в их небольшую организацию самых разных людей, однако иногда даже у него не хватало на всех терпения. Поэтому письмо отправилось к Сигернесу с припиской: «Хенрик, можешь взглянуть? Нам нужно участвовать?» Ни на какую поездку на Шпицберген в начале лета у директора времени не было.

А историка встреча на Шпицбергене, о которой шла речь в письме, заинтересовала. Задумывался международный сбор ветеранов войны, участвовавших в одной конкретной операции на Шпицбергене. Во-первых, его поразило, что приглашены все, кто имел непосредственное отношение к трагедии затонувших кораблей, а это больше восьмидесяти человек. К посланию был приложен список возможных участников, содержащий, помимо имён, адреса и телефоны. Он быстро сообразил, что большинства участников уже нет в живых. Как-никак многим из них в сорок втором было уже за двадцать. Но Сигернес со свойственной ему дотошностью начал собирать сведения обо всех упомянутых лицах.