Убийца манекенов
Шрифт:
– Предусмотрительный преступник, – сказал кинолог. – К сожалению, ничем помочь не можем. Рады бы, да не в силах. Правда, Джексон?
Хозяин магазина был не столько огорчен, сколько растерян.
– Не понимаю, – бормотал он, – не понимаю, зачем нужно вешать манекен? Может, он хотел влезть в магазин?
Никаких угроз в его адрес не поступало, никто не звонил по ночам и не дышал молча в трубку, не предпринималось также и попыток грабежа. С работы никто не увольнялся. Никаких идей по поводу возможных причин происшествия у него не возникло.
Коля задумчиво рассматривал манекен. Куклу
– Красивая, – сказал Коля. – Как живая. А интересно, где продаются манекены?
– Манохин продает, у него фабрика. Это последняя модель, – объяснил хозяин. – Импорт. Жалко, конечно, но витрина намного дороже. Преступник что, психопат?
– Вот такие дела, – закончил свой рассказ Астахов, докладывая о ночных событиях своему начальнику Кузнецову. – Пальчиков, вы сами понимаете, нет. Шарф, как и в прошлый раз, преступник принес с собой. Характер повреждений такой же, как в первом случае. Орудие, судя по всему, металлический ломик, не найдено – преступник снова унес его. Следы он обработал химикатами, собачка растерялась. Хорошо спланированное преступление с заранее обдуманным намерением. Много риска, и непонятно зачем. Что он этим хочет сказать? Или это… – Коля запнулся и посмотрел на Кузнецова. – Или это… репетиция? И теперь жди спектакля с настоящей жертвой?
Супруги Манохины поссорились позавчера и с тех пор не разговаривали. Неделя отдыха в пригородном санатории подошла к концу. Манохин выдержал до конца, хотя неоднократно спрашивал себя, какого черта он здесь сидит. Он проспал почти все время, чертыхаясь, до одурения насмотрелся новогодних телепрограмм, ел и пил до безо-бразия. Несколько раз сыграл в шахматы. За два дня до освобождения супруга приревновала его к официантке, закатила скандал и перестала с ним разговаривать.
Он смотрел на толстое лицо жены, ее расплывшуюся фигуру, и всей душой стремился обратно на работу, по которой безмерно соскучился. Новая партия товара должна была поступить в начале января. Из-за праздников контейнер запаздывал. Манохин, изнывая от скуки, полный нетерпения, звонил своему заместителю каждый день, но, увы, груза все не было. А если бы контейнер пришел, то удержать Манохина в доме отдыха не удалось бы, даже посадив его на цепь. Он перегрыз бы цепь и удрал. Или, как волк, отгрыз бы себе лапу и все равно удрал. Потому что бизнес был страстью и радостью всей его жизни.
Он многим занимался в своей жизни. Работал слесарем на инструментальном заводе, потом экспедитором, мотался по всей стране, потом таксистом в городском таксопарке. Лет двадцать назад, бичуя с дружком на Дальнем Востоке, Манохин завербовался матросом на рыболовецкий сейнер. Как-то раз во время шторма в Японском море сейнер принял сигнал SOS от японской торговой шхуны. У японца в машинном отделении произошел взрыв и начался пожар. Как оказалось впоследствии, посудина подорвалась на мине японского производства, спокойно
Манохин помнил, как они спасали япошек, кормили гречневой кашей и поили водкой. Хозяин шхуны очень убивался и повторял все время что-то вроде «оннамина» [2] . Матрос Воробьев был за переводчика. Он знал пять-шесть японских слов и не столько переводил, сколько фантазировал или разводил руками.
– На судне люди, – сказал Воробьев. – Он говорит, что на судне остались люди… вроде…
– А где они? Спроси, где люди? – допытывался капитан. – Всех же забрали. Спроси, где он их держал?
2
Онна (японск.) – женщина, мина (японск.) – люди.
Воробьев спрашивал, как мог, помогая себе руками. Японец, тыча рукой в горящее судно, повторял слово «онна».
– Люди… какие-то… женщины, – переводил Воробьев.
– Секс-рабыни, не иначе, – догадался эрудированный механик Эрик. – Я читал… Их перевозят тайно, в трюме. Азия – самый крупный поставщик живого товара. Азиатки такое вытворяют… мама родная! Их обучают в специальных школах.
Чуть ли не весь экипаж вызвался смотаться на шлюпах посмотреть, в чем дело. Капитан приказал разобраться в обстановке Манохину и еще двоим матросам. Пожар к тому времени прекратился, судно медленно оседало в море. Рискуя жизнью, троица спустилась в трюм, полный воды. Он был забит штабелями продолговатых пластмассовых контейнеров.
– Как гробы, – рассказывал после Манохин. – Сема еще сказал, не иначе, трупы везет. Пошутил, значит, так. Ну, вскрыли мы один и как глянули, так в глазах и потемнело, волосы дыбом и в коленках слабость. Женщина лежит голая, в пенопласте и стружках, не японка. Блондинка, и в чем мать родила. Ужас! Стоим столбами, фонариками светим. Вода поднимается, контейнеры закачались и поползли прямо на нас. Сема вскрывает еще один – там снова женщина. Японка. Лежит как живая, голая и в пенопласте. Смотрит на нас, улыбается и типа подмигивает. Сейчас мне вроде смешно, а тогда не до смеха было. Моряки народ суеверный. Хватанули мы четыре коробки и ходу. Только в шлюпе пришли в себя. Сема матерится, а на нас с Ильей смех напал. Смеемся, аж икать начали. Привозим. Ребята столпились, ждут. Вот, говорим, спасли женщин. Принимайте груз! И передаем наверх контейнеры. Японец тут же суетится, что-то вякает.
Ребята вскрыли ящик и остолбенели. Что за хрень? А там опять баба голая и в пенопласте. Рыжая. Капитан говорит, так это не живые люди. Куклы? Манекены? И на Пашку Воробьева смотрит, а тот: я что, говорит, и руками разводит – я вам не полиглот!
Манохин подружился с господином Сато, и интересная мысль пришла ему в голову – а что, если заняться экспортом манекенов из Азии в Россию? Господин Сато вез манекены с Тайваня, где они дешевле, в Японию. Причем это были не просто манекены для магазинов, а дизайнерские, для домов мод, довольно дорогие.