Убийца с маникюром
Шрифт:
– При чем здесь Агния? Ты сама во всем призналась.
– В чем призналась?
– В убийстве Никольской и Караваева.
– Ни в чем я не признавалась! – выпалила Кира.
– Как не признавалась? – удивился Козырев.
Не смогли менты расколоть ее через Глеба, тогда в ход пошла более тяжелая артиллерия. И подполковник Штохин атаковал ее по всем фронтам, затем следователь насел, и так ловко они вили кольца вокруг нее, что чуть не задушили. Был момент, когда Кира уже готова была во всем признаться, и все-таки до этого дело не дошло. Устояла она перед искушением. И, как оказалось, не зря. Не смогли менты арестовать Агнию, значит,
– А так и не признавалась. Признавать было нечего. Ни в чем я не виновата! Сколько раз говорить можно!
– А мне сказали, что ты раскололась… – озадаченно поскреб затылок Козырев.
– А мне сказали, что Агния арестована. Только мне что до этого? Я с ней никаких дел не имела…
– Ну да, не имела…
– Мне даже протоколы ее допросов показывали, – усмехнулась Кира, удивляясь изощренности ментов. – Как будто я ее почерк знаю…
– А ты не знаешь? Ну да, она же с тобой машинописью общалась…
– Машинописью?
– Ну, сообщения на «клаве» набирала…
– Какие сообщения?
– СМС, электронная почта там…
– Не общались мы.
– Ну, доказательств у меня нет…
– Если доказательств нет, то лучше жевать, чем говорить. Какие у вас вообще есть доказательства против меня?
– Видеокамера тебя сняла, когда ты в машину садилась…
– Когда какого-то Караваева убили? И где эта запись? Почему мне ее не показали? Потому что нет там ничего!
– Да, но я знаю, что Караваева убила ты. И в Марго ты стреляла. Агния мне все рассказала…
– Может, хватит меня лечить?
– Ну, эти ее показания юридической силы не имеют…
– Вот я и говорю, не надо мне здесь мозги массажировать!
Этот всплеск эмоций забрал много сил, и Кира просто не смогла удержать голову на весу. Она уперлась затылком в подголовник, закрыла глаза. Плохо ей. Сейчас бы в постель, головой на мягкую подушку. И еще хорошо бы снотворного… Но как можно спать, когда вдруг появилась надежда? Возможно, Козырев хитрит, запутывает ее, чтобы затем взять голыми руками. А если не лукавит он? Если действительно у ментов нет никаких доказательств ее вины? Может, вся их обвинительная база держится исключительно на догадках… А может, Агния действительно что-то сказала. Но слово не воробей, его в клетку не затащишь. Вот если его подписью обвязать, тогда другое дело, но ведь нет никаких протоколов…
– Тебе плохо? – догадался Козырев.
Кира промолчала. Ни к чему попусту тратить слова, если ему и так все понятно.
– Ничего, скоро приедем. Там и постель будет, и покой…
Действительно, через какое-то время они подъехали к «хрущевке», Козырев снял с нее наручники и повел в дом. Кира не брыкалась, хотя бы потому, что у нее для этого не было сил. Да и не боялась она этого человека настолько, чтобы возникло желание бежать. А то, что ей могли предъявить обвинение в побеге, ничуть ее не пугало. Ведь Козырев фактически похитил ее, и пусть какой-нибудь суд попытается доказать обратное.
В маленькой квартирке пахло кислыми щами, нафталином и плесенью… Обои потемнели от старости, местами отошли от стен, потолок в коридоре сырой, черный грибок в углу. Мебель старая, в комнатах убого и пыльно. Но Кире все равно. Она обессиленно опустилась на диван, легла, умостив голову на подлокотник.
– Здесь труп хозяина квартиры лежал, – будничным тоном сказал Козырев. – Ножом зарезали, он здесь две недели пролежал…
Кира
– Ты лучше на кровать ляг, в спальне. Я сейчас постелю…
Он действительно застелил кровать чистым бельем, помог ей пройти в спальню. Кира была так измотана, ей было настолько все равно, что она готова была раздеться в его присутствии, но Козырев деликатно вышел из спальни.
– Кофе будешь? – на ходу спросил он.
– На ночь не буду.
Ей хотелось поскорее уснуть, отключиться от этой действительности.
Сумбурная действительность, но вовсе не ужасающая. И в больничную палату возвращаться вовсе не хотелось, ведь там она была под арестом, а здесь хотя бы есть надежда на свободу. Что, если Козырев действительно упустил Агнию и сам угодил под чугунный меч правосудия? Если так, то у него дела даже хуже, чем у нее. Его в сотрудничестве с Агнией обвиняют, в утрате боевого оружия, и еще он похитил подследственную. А Кира в чем виновата? Где доказательства ее вины? Одни догадки да наговоры против нее. И если навалиться на это дело всей адвокатской ратью, то его можно втоптать в пыль. Если, конечно, Глеб не отвернется от нее…
Глеб… Про него почему-то не хотелось думать…
– Тогда чаю, – бросил через плечо Козырев.
Но чаю Кира не дождалась: она уснула еще до того, как он его приготовил.
Проснулась она утром, в той же постели. Солнечные лучи через грязный тюль высвечивали убогость обстановки, мириады пылинок парили в них в беспорядочной круговерти. Дверь была открыта, на кухне шипела сковородка.
Кира поднялась с постели, потянулась за одеждой. Но нет ничего, и на ней только майка и трусики… А так хотелось одеться и тихонько подойти к входной двери. Нет, бежать ей некуда, но почему бы не проверить на бдительность Козырева? Только как она пойдет, считай, голышом? Разве что из простыни сделать тунику?
Так она и поступила, обмоталась простыней и вышла из комнаты. Пол грязный, липкий, неприятно идти по нему, но все-таки она пробралась к двери. Только не открыть ее так просто, потому что ключа в замочной скважине не было. Если бы английский замок…
– Далеко намылилась?
А вот и Козырев нарисовался. Выглянул из кухни со злорадной ухмылкой на лице. Через плечо было переброшено кухонное полотенце, и он вытирал об него руки.
– Намыливаются в петлю, а у меня утренняя пробежка, – вздохнула она, как бы осознавая неудачность своей шутки.
– Тебе ночной пробежки мало?
– Ну, не думаю… А где моя одежда?
– Иди в комнату, сейчас принесу.
Он принес джинсы, ветровку, обувь, но Кира не торопилась одеваться, только ноги в кроссовки сунула. Самочувствие у нее сейчас, в общем-то, неплохое, поэтому ей не все равно, будет Козырев смотреть за ней или нет. А он, казалось, и не собирался выходить из комнаты.
– Ты, наверное, думаешь, что я сбежать пыталась? – насмешливо спросила она.
– А разве нет?
– Я всего лишь хотела посмотреть, как ты меня бережешь. Или ты надо мной надзираешь?