Убийцы от сатаны. Сборник самых страшных грехов, попавших в реальность прямо из ада
Шрифт:
Хотя горничные и не получали высокую зарплату, но проживание и питание, пусть и скромное, им предоставлялось.
Кристине и Лее удалось накопить значительные сбережения не в последнюю очередь потому, что они не интересовались какой-либо социальной или культурной жизнью вне своих отношений друг с другом. Кафе, театры, кино и танцы их не привлекали. Единственной их роскошью были предметы одежды, которые они приобретали, по всей вероятности, для того, чтобы восхищаться друг другом. Обе они были похожи на зеркала. Им больше никто не был нужен. Ни друзья, ни семья, ни любовники. Они отражались друг в друге.
По этой причине условием, которое они поставили
Семья Ланселинов состояла из Рене, юриста, оставившего свою профессиональную практику, его жены Леони [1] и их дочери Женевьевы. Дом был не только местом проживания семьи, но и отражал обычаи и образ жизни той социальной прослойки, которая сохраняла четкую дистанцию по отношению к своим слугам. Таким образом, между сестрами и их работодателями устное общение практически отсутствовало. Госпожа Ланселин отдавала необходимые распоряжения по дому, в то время как господин Ланселин и Женевьева едва перекидывались парой слов с Кристиной и Леей.
1
В некоторых других источниках – Жозефины. – Прим. пер.
В таких условиях сестры Папен проявили свое усердие и сноровку в выполнении возложенных на них обязанностей, которые варьировались от уборки и поддержания чистоты в доме до приготовления пищи и заботы о мелких деталях повседневной жизни семьи. Их работа была молчаливым свидетельством тщательности и порядка, которые общество того времени ожидало от тех, кто находился в незавидном положении.
Кристина, будучи старшей из сестер и более опытной, скорее всего, выполняла самые сложные и ответственные задания, например на кухне, где могла продемонстрировать свои кулинарные способности. Со своей стороны, младшая Лея, менее опытная, занималась простыми и менее хлопотными делами, например стиркой и поддержанием чистоты в доме.
Сестры Папен, как и большинство наемных работников их класса, жили в том же доме, где работали, что стирало границы между их работой и личной жизнью. Как правило, им выделяли комнату, которая обычно была маленькой и менее удобной, чем остальная часть дома, и служила одновременно и спальней, и личным пространством.
Тем не менее, несмотря на кажущуюся нормальность, царившую в доме, под поверхностью вырисовывалось пугающее переплетение сложных межличностных отношений и эмоциональных переживаний. Во Франции тридцатых годов прошлого века условия содержания домашней прислуги часто были суровыми, а обращение с ними не регулировалось законом, что допускало определенные акты насилия. Кроме того, унижающее достоинство обращение, которому подвергались сестры, только усиливалось. Говорят, что в октябре 1928 года мадам Ланселин заставила Лею поднять лист бумаги, который она уронила, при этом прищемив ей руку до крови.
Тем не менее не все сообщения указывают на прямое физическое насилие. Идея о том, что сестры, возможно, стали жертвами жестокого обращения, отчасти проистекает из жестокости их преступления, которое заставило многих предположить, что оно, должно быть, было вызвано накопившимся негодованием по поводу несправедливого обращения с ними. Расследование преступления и последующие судебные процессы не внесли полной ясности, было ли жестокое обращение постоянным в жизни сестер Папен в доме Ланселинов, но версия о том, что из-за
Так или иначе, толчком к совершению преступления послужило внезапное отключение электричества.
Подробности того, как развивались события той ночи, не совсем ясны. Несмотря на то что сестры не отрицали своей причастности, между их показаниями касаемо того, как происходило преступление, имелись значительные различия. Цепочка событий начала разворачиваться с того момента, когда в доме сломался утюг. Кристина отнесла его в ремонт, и стоимость ремонта была вычтена из и без того скудной зарплаты сестер. Однако утюг так и не починили. В тот четверг, пока семья отсутствовала, Кристина и Лея вновь воспользовались утюгом, в результате чего в доме перегорели предохранители и он погрузился во мрак.
Когда Женевьева Ланселин вернулась домой и узнала о случившемся, она пришла в ярость, не в силах сдержать свой гнев по поводу несвоевременного отключения электричества. Ее упреки вскоре переросли в физическую конфронтацию, которая, должно быть, произошла на лестничной площадке первого этажа дома. Кристина в порыве ярости набросилась на Женевьеву с неслыханной свирепостью и лишила ее зрения, вырвав ей глаза голыми пальцами. Женщина завопила как раненый зверь. В разгар этого жуткого безумия, с пальцами, испачканными кровью, Кристина приказала Лее повторить то же самое с мадам Ланселин. И та подчинилась приказу.
Спустя мгновение она набросилась на хозяйку и вырвала ей глазные яблоки.
Но этого было недостаточно. Кристина, движимая кровожадным порывом, спустилась на кухню. Вооружившись ножом и молотком, она вернулась, чтобы продолжить атаку вместе с Леей. Они использовали кухонную утварь, чтобы обезобразить тела настолько диким и настойчивым образом, как будто хотели их уничтожить.
Одна из сестер взяла оловянный кувшин, предмет повседневного обихода, ставший в ее руках орудием смерти, чтобы с необыкновенной жестокостью наносить удары по уже истерзанным головам своих жертв.
Осмотрев место происшествия, следователи пришли к выводу, что сестры Папен совершали этот акт насилия с упорством и это продолжалось более часа. Все это время они нападали на безжизненные тела таким образом, словно хотели чего-то большего, чем просто убить своих хозяек. Возможно, это был своего рода катарсис или искупление, – нечто такое, что было под силу понять только им одним.
Вскоре после этого г-н Ланселин вернулся домой. Когда он обнаружил, что дом погрузился во тьму, в его горле пересохло. Его жена и дочь должны были быть дома и ждать его, чтобы отправиться вместе на ужин. Почему же свет был выключен? Он попытался войти, но дверь была заперта изнутри. Опасаясь самого худшего, он обратился за помощью к полицейским.
Агенту полиции удалось проникнуть внутрь через окно дома, перебравшись через стену. Его фонарик осветил сцену из дантовского ада, которая никогда не сотрется у него из памяти. На полу лежали разбросанные, словно кусочки жуткой головоломки, осколки разбитой посуды, вилки, пуговицы, а среди них шляпа и пара перчаток, которые когда-то имели форму и функцию. В раскрытом пакете лежали бумага и мыло, а сушеные цветы, казалось, оплакивали свою судьбу рядом со скатертью и оловянным кувшином, на котором виднелись вмятины. На столе лежали два генуэзских батона и две булочки.