Убийства на фоне глянца
Шрифт:
– Ох, напрасно вы так. Обратили внимание, какую кучу денег он переводил ей каждый месяц?
– Обратил, и вправду кучу. Черт возьми! И как этому типу удавалось зарабатывать такие деньжищи, копаясь в грязи?
– Как раз в грязи-то и отыскивают жемчужины! А вы не знали?
– Кажется, их можно найти где угодно, только не в комиссариате! Вот вы, Петра, например, могли бы потратить три миллиона песет на новую мебель для гостиной?
– Нет! Даже если бы на меня напала целая армия свирепой моли!
Он метнул на меня сердитый взгляд,
Бывшая жена Вальдеса жила в роскошной части Сант-Кугата, в доме с садом. Когда мы вошли, к нам кинулись два лабрадора и облизали руки. Марта Мерчан была высокой и весьма привлекательной женщиной, но на лице ее словно навсегда застыла гримаса страдания или просто дурного настроения. И тем не менее назвать ее неприятной язык бы не повернулся. Видимо, она предполагала, что мы нанесем ей визит, и отнеслась к этому как к неизбежному злу. Марта смотрела на нас с полным безразличием, и в ее глазах не сверкнуло ни искры любопытства.
Гостиная, куда она нас пригласила, была обставлена в обычном для роскошного дома стиле. Хозяйка предложила нам кофе и села напротив, приготовившись скорее слушать, чем говорить. Мы заранее выяснили, что единственной наследницей всего состояния Вальдеса – не очень, кстати, внушительного – стала их дочь Ракель. При этом не осталось никаких страховок в ее пользу, так что у нас не было необходимости задавать вопросы на эту тему. В принципе, Марте Мерчан смерть Вальдеса не могла принести денежной выгоды. Под таким углом зрения она подозрений не вызывала.
А если она ненавидела его? Или отношения между бывшими супругами после развода по какой-то причине стали невыносимыми? Или Вальдес преследовал ее? Я выпустила целую обойму вопросов. В ответ Марта лишь улыбнулась с подчеркнутым превосходством:
– Нет, Эрнесто никогда меня не преследовал. Он вел себя хорошо.
Она закурила, а мы с Гарсоном ждали, не добавит ли она еще чего-нибудь. Но, одарив нас двумя фразами, она опять улыбнулась, и улыбка ее была механической, ничего не выражающей, профессиональной. Я решила, что если она где-то и работает, то одна из ее служебных обязанностей – вечно улыбаться.
– Вы работаете, Марта?
– Да. Я занимаюсь пиаром в ювелирном магазине.
– И тем не менее бывший муж продолжал выплачивать вам алименты.
– Это для нашей дочери. Поначалу, сразу после развода, деньги стали поступать в банк на мое имя – из-за возраста девочки. А потом все так и осталось – переоформление бумаг требовало времени, и, видно, у него не дошли до этого руки, но деньги предназначались Ракели.
Снова в воздухе повисло молчание, которое хозяйку дома явно не смущало.
– А скажите, за эти годы у вас возникали какие-либо проблемы в отношениях с Вальдесом?
– Нет, как я вам уже сказала, он вел себя хорошо.
– Что вы имеете в виду?
– Он платил алименты, время от времени звонил, спрашивал, как дела у дочки… После того как мы расстались, ненависти
– Что?
– Что сейчас мне труднее понять, почему я вышла за него замуж, чем почему мы развелись. Но мы могли бы еще долго жить вместе, ничего не меняя.
– Позвольте спросить, что же произошло?
На лице ее появилась гримаса, которая словно бы заранее умаляла важность ответа:
– Понимаете… не знаю, как лучше объяснить… он все больше и больше погружался в свою работу… Кроме того… возможно, вам покажется дикостью то, что я скажу, но ведь на самом деле мы принадлежали к совсем разным социальным слоям. Мой отец был нотариусом, а его – парикмахером. Поначалу такие вещи как бы и не имеют никакого значения, но со временем…
Я представила себе, что думает сейчас Гарсон.
– Но врагами вы не стали.
– Нет, к грехам молодости надо только так и относиться – как к грехам молодости.
К беседе присоединился Гарсон, который заговорил так же бесстрастно, как и она:
– Вы были в курсе каких-нибудь подробностей из повседневной жизни Вальдеса?
Она покачала головой, и ее волосы, в которых отдельные пряди были окрашены в другой цвет, мягко колыхнулись.
– Я всегда предпочитала не знать лишнего. Иногда видела его по телевизору.
– Ну, может быть, вы со слов дочери догадались, что Эрнесто Вальдес впутался в какие-то неприятности или поменял в последнее время круг общения?
– Нет, ничего подобного я не слышала. Эрнесто очень редко виделся с дочкой. И я ничего не знаю про людей, с которыми он общался.
– Ваша дочь дома?
В первый раз я заметила, как выражение ее лица – не то страдальческое, не то сердитое – смягчилось.
– Нет, ее нет дома. Я решила, что лучше ей продолжать посещать занятия в университете, как будто ничего не случилось.
– Нам придется побеседовать и с ней тоже.
Она скрестила ноги, обтянутые черными бархатными брюками, потом снова поставила ноги ровно. Я задержала взгляд на ее полуботинках из красивой блестящей кожи медного цвета.
– Да, я это предполагала. Но учтите, она очень переживает – в конце концов, убили ее отца.
– Поверьте, это совершенно необходимо.
– Хорошо, можно назначить встречу на завтра.
Она проводила нас до дверей – так же невозмутимо, как делала все остальное. И тут я подумала, что, пожалуй, гримаса, не сходившая с ее лица, выражала всего лишь скуку. Это мое впечатление подтверждало и прямо-таки поразительное безлюдье, царившее вокруг здешних домов. Только несколько молодых мамаш выгуливали в колясках своих чад или вытаскивали из машин пакеты с покупками. Я вообразила себе жизнь любой из этих женщин в таком вот роскошном спальном районе. Долгие отлучки мужей, соседи, живущие по единому образцу. Бесконечные утренние часы, отмеченные разве что чашкой кофе. Заходящее солнце по вечерам, возвращение с детьми из школы… телевизор…