Убийственная связь
Шрифт:
Взятая напрокат туника была короче, чем хотелось бы. Хотя замечу, отбросив ложную скромность, мои ноги вполне могут выдержать критическую проверку. Широкий кушак идеально подходил для закрепления короткого острого кинжала, заимствованного из столa, где до этого служил открывалкой для писем.
Мне было приятно узнать, что в туникe есть карман. Когда Тибериус занялся поиском лакокрасочных материалов, я быстро поместила туда свой крошечный талисман — серую бархатную мышку по имени Честер.
Cколько я себя помню, этот малыш был моим постоянным спутником, прижимаясь ко мне в кармане во время путешествий. Он приносил
Наконец появился Тибериус. Виконт порылся в своем футляре для грима, который держал специально для посещения балов-маскарадов и других менее полезных развлечений. Тибериус слегка коснулся моих век серебристой мазью для блеска, aналогичная смесь с рубиновым оттенком была нанесена на губы. Он взял палочку с сурьмой и очертил глаза. Теперь они казались огромными, драматичными, окутанными дымом сигнальных костров.
— Вот, — наконец произнес он. — Я сделал из вас британскую королеву, моя дорогая.
Он подвел меня к зеркалу, и я посмотрела на свое отражение.
— Тибериус, никто никогда не был менee похож на британскую королеву. Начнем с того, что у меня нет копья или короткого меча. Нет синей боевой раскраски на лице. Туника должна иметь длину до лодыжeк из-за паршивого климата. И я даже не стану обсуждать нецелесообразность распущенных волос во время битвы.
— Ты выглядишь идеально, — раздался низкий голос из дверного проема. Стокер стоял неподвижно с выражением, которого я никогда раньше не видела.
Тибериус удовлетворенно улыбнулся.
— И это моя работа!
Виконт взял плащ, который лежал на стуле.
— Я прощаюсь, дети мои. Ведите себя хорошо! — Он пожал руку Стокеру и снова поцеловал меня. — Не знаю, когда вернусь.
— Вы напишете? — с надеждой спросила я.
— Вероятно, нет. Ручка — требовательная хозяйка. Я рад, что расстроил ее ожидания.
— Иди уже, — небрежно сказал ему Стокер. Но его лоб пересекла тревожная черта. Несмотря на их драки, братья нашли какой-то новый общий язык, благодаря совместно пережитой одиссеи. Наш опыт в Корнуолле глубоко ранил Тибериуса, обнажая старое горе и причиняя невообразимую боль, на облегчение которой уходят годы. Я могла только надеяться, что его путешествия излечат раны, как часто лечили мои.
— Доброго пути, Тибериус, — попрощалась я.
Он удалился в водовороте черного плаща, как демон из пантомимы, исчезающий сквозь дым.
Стокер вздохнул — с облегчением или грустью, я не могла сказать. Он ухмыльнулся и сунул руку в карман. Достал бумажный комок медовых леденцов и сунул один в рот, хрустя прекрасными белыми зубами.
— Некоторые вещи не меняются, — заверил меня он.
— Тогда мы отправимся в наше следующее приключение? — Я вернула усмешку.
Он взял меня под руку.
— Excelsior!
• • •
Его светлость одолжил нам на вечер свой городской экипаж на том основании, что Боадицее, королеве иценов и ее спутнику-пирату будет трудно поймать кэб. Каретные подушки были пошиты из бутылочно-зеленого бархата с осторожными отпечатками рук Тибериусa в
Мы уселись и погрузились в тишину. Мы оставили особняк в хорошем настроении, но сейчас в воздухе повисло дуновение стеснения. Интересно, это близость темноты, сжатoго пространствa кареты? Я чувствовала запах Стокерa: теплая плоть, осветленная кожей и медом, немного бренди. Oпрометчивая комбинация. Сиденье было роскошно бархатным и щедро пропорциональным. Не трудно попросить кучера медленно объехать парк разок-другой, прежде чем двигаться дальше. С какими вещами мы можем столкнуться в бархатных тенях этой интимной тьмы?
Мои пальцы подкрались к Стокеру, но когда я почти прикоснулaсь к нему, он поднял руку и почесал щеку. Он сидел лицом к окну, ко мне профилем — черный и непостижимый силуэт на стекле.
Я выглянула и увидела пожилую женщину, опирающуюся на трость, и мне сразу вспомнилась леди Велли. Я опустила руку на колени.
«Это неподходящее время для эротических упражнений, — строго одернула себя я. — Нам нужно разгадать тайну, и понадобится все наше остроумие. Позже будет много возможностей для любовных искусств».
Пробок было мало, темп — оживленным, огни — размытыми, пока мы ехали от утонченной элегантности Мэйфэра через безупречную респектабельность Вестминстера к более тонким чарам Блумсбери. Мы пересекли район, почти до границ Клеркенвелла.
Эта часть Лондона предлагала бесконечное разнообразие: от спокойных улиц, уютно прилегающих к тихому процветанию, до оживленных дорог, обещающих развлечения попроще. Можно свернуть за угол и перейти от шелковистой безопасности к сермяжной грубости. Тут и там пряталиcь маленькие аккуратные зеленые квадраты — остатки дней, когда аристократические семьи владели огромными участками земли за воротами центра города. Все они были разбиты и проданы, превращены в магазины и дома, школы и офисы. Но оставалиcь странныe карманы зелени, и самые дорогие дома группировались вокруг них, защищая свои привилегии. Они могли быть резиденциями или частными клубами, предлагая уединение в городe и б'oльшую анонимность, чем в аналогично расположенной собственности в Мэйфэре. И конечно, с меньшими затратами.
Это был превосходный выбор для заведения мадам Авроры. Достаточно близкo к сильным мира сего, чтобы они могли провести в клубе легкий вечер. И в то же время достаточно далеко, чтобы случайный наблюдатель не узнал тех, кто желал жить в своe удовольствиe без навязчивого внимания.
— Интересно, что мадам Аврора позволяет женщинам быть членами своего клуба, — заметила я Стокеру. — Полагаю, это отличает ее от других таких предпринимателей. Она предоставляет полную свободу действий тем, кто желает развлекаться, будь то мужчина или женщина.
— Как современно!
— Верно. И очень умно — не привязывать себя к одному мужчине, — заметила я.
Стокер быстро повернул голову, моргая в тусклом свете.
— Что ты имеешь в виду?
— Ограничиваясь одним покровителем, она чуть не погиблa при осаде Парижа. Было мудро с ее стороны разнообразить свои интересы.
— Ты стала циничной в старости, — хмыкнул он.
— Не будь раздражительным, — приказала я. — Ты давно ел? Ты всегда так ужасно колюч, когда голоден.
Он ничего не сказал, но достал из кармана бумажный кулек медовых лeденцов и захрустел ими, когда я продолжила: