Убийственно тихая жизнь (Что скрывал покойник)
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду? Они отправляются в лес и затаиваются где-нибудь. Никаких особых тайн тут нет. Из-за этого в лесу сейчас столько идиотов.
– Но в этом случае охотник точно знал, где ему нужно стоять. Сегодня я побывала в оленьем скрадке, в том, который за школой. Где была убита Джейн. И конечно, прямо на него выходит оленья тропка. Потому-то там и оборудовали скрадок…
– Да, и сделал это отец Мэтью Крофта, – сказал Бен.
– Правда? – Эта новость поразила Клару. – Я не знала. А вы? – спросила она у остальных.
– О чем ты спрашиваешь? Я не слушала, – признала
– Хороший детектив, – пробормотала Мирна.
– Этот скрадок построил отец Мэтью, – сказала Клара, обращаясь к самой себе. – Но в любом случае Гамаш уверен, что им давно никто не пользовался…
– Охотники-лучники обычно не пользуются скрадками, – невыразительно произнес Питер. – В отличие от тех, кто охотится с огнестрельным оружием.
– И что ты хочешь этим сказать? – спросила Рут, которой уже стало скучно.
– Посторонний, заезжий охотник не знал бы, что там можно встретить оленя. – Клара сделала паузу, чтобы смысл ее слов дошел до каждого.
– То есть Джейн убил кто-то из местных? – спросил Оливье.
До этого момента все они считали, что убийца – заезжий охотник, скрывшийся с места убийства. Теперь выяснялось, что это, вероятно, не так.
– Значит, это все же мог быть Мэтью Крофт, – сказал Бен.
– Не думаю, – возразила Клара. – Те самые аргументы, что говорят о вине Мэтью, говорят и в его защиту. Хороший лучник не убил бы человека случайно. Вряд ли опытный стрелок мог совершить такую ошибку. Охотник-лучник, стоящий на оленьей тропе, был бы слишком близко к этому месту. Он бы знал, кто идет в его сторону – олень или…
– Или Джейн, ты хочешь сказать. – Обычно скрипучий голос Рут был теперь тверд, как Канадский щит [40] .
Клара кивнула.
– Мерзавец, – сказала Рут.
Габри взял ее за руку, и она впервые не вырвала ее.
По другую сторону стола Питер положил нож и вилку и уставился на Клару. Она не могла толком разобрать выражение его лица, но восхищения на нем явно не было.
– В одном можно не сомневаться, – сказала она. – Тот, кто убил Джейн, был хорошим охотником-лучником. Плохой лучник не смог бы так выстрелить.
40
Канадский щит – выступ докембрийского фундамента, занимающий северную половину Северо-Американской (Канадской) платформы.
– Здесь, к несчастью, много хороших лучников, – заметил Бен. – Благодаря нашему клубу.
– Преднамеренное убийство, – сказал Габри.
– Преднамеренное, – подтвердила Клара.
– Но кому понадобилось убивать Джейн? – спросила Мирна.
– Ведь убийство обычно совершается с целью получить какую-то выгоду, – сказал Габри. – Деньги, власть.
– Выгоду – да. Или он пытается защитить что-то, что боится потерять, – сказала Мирна. Она слушала этот разговор, считая его отчаянной попыткой скорбящих друзей отвлечься от утраты, предавшись интеллектуальной игре. Теперь она и сама вовлеклась в это. – Если под угрозу поставлено что-то ценное для тебя,
– Мы поняли, – оборвала ее Рут.
– Ты можешь убедить себя в том, что убийство оправданно.
– Значит, если это сделал Мэтью Крофт, то он сделал это преднамеренно, – сказал Бен.
Сюзанна Крофт посмотрела на свою обеденную тарелку, в которой мини-равиоли остыли и образовали вязкие комки в лужице густого холодного соуса. На краю тарелки лежал кусочек хлеба, положенный туда скорее в надежде, чем из убеждения. В надежде, что тошнота в желудке пройдет и она сможет откусить немного.
Но ломтик хлеба оставался нетронутый.
Напротив нее Мэтью выложил свои равиоли четырьмя квадратиками, между которыми по тарелке проходила дорожка. Соус по обеим сторонам образовал прудики. Большую часть обеда съели дети, а родители доедали остатки. Сознание говорило, что это благородный материнский инстинкт. Но в глубине души Сюзанна знала, что, когда она раскладывает порции, ею скорее руководит личное стремление к мученичеству. Непрописанный, но подразумеваемый контракт с семьей. Ее обязанности.
Филипп сидел на своем обычном месте рядом с Мэтью. Его тарелка была чиста, он проглотил все равиоли и собрал подливку корочкой хлеба. Сюзанна хотела было поменять его пустую тарелку на свою, нетронутую, но что-то остановило ее руку. Она посмотрела на Филиппа: наушники от «Дискмана» на голове, глаза закрыты, губы вытянуты, на лице то дерзкое выражение, которое он носил последние шесть месяцев. И тут она решила, что контракт более не действует. И еще почувствовала, что сын ей неприятен. Она его любит, да. Ну, наверное. Но он ей неприятен.
В последние несколько месяцев Мэтью и Сюзанне постоянно приходилось сражаться с Филиппом из-за этих наушников. Мэтью уговаривал его снять их на английском, а Сюзанна – на языке своей матери, на французском. Филипп был двуязычным, воспитывался на двух культурах, но оставался в равной мере глух к обоим языкам.
«Мы семья, – сказал как-то Мэтью. – „ЭнСинк“ – плохая приправа к обеду».
«Кто? – оскорбился Филипп. – Это же Эминем!» Словно это имело какое-то значение. При этом Филипп кинул на Мэтью взгляд, в котором читалась не злость или дерзость, а презрение. Так он смотрел на… что? Не на холодильник. С холодильником, кроватью, телевизором, компьютером он вроде бы находился в хороших отношениях. Нет, он смотрел на отца так, будто тот был «ЭнСинк». Вышедший из употребления. Отправленный на свалку. Ничто.
Тогда Филипп в конечном счете снял наушники в обмен на еду. Но сегодня все было иначе. Сегодня мать и отец были даже рады тому, что он подключился к своему «Дискману» и как бы отсутствует. Он жадно съел свою порцию, будто ничего лучше в жизни не пробовал. Сюзанну это бесило. Она каждый вечер трудилась, чтобы накормить их вкусным домашним обедом. А сегодня ее хватило только на то, чтобы открыть две банки из неприкосновенного запаса и разогреть их содержимое. И Филипп проглотил это, словно какой-то деликатес. Она смотрел на сына и думала, уж не специально ли он это сделал, чтобы оскорбить ее.