Убийственно жив

Джеймс Питер

У следующего светофора на пересечении с Олд-Шорэм-роуд он вновь остановился за ним, прямо под фонарным столбом, так что удалось разглядеть маленький старый побитый «пежо-206». Явно не полицейский автомобиль. Просто какой-то лихач, хулиган. Ничего страшного.

Через пять минут он повернул на улицу рядом с домом Клио Мори и остановился рядом с «вольво», заляпанным птичьим дерьмом. Вывел свой «приус», а на его место поставил «эм-джи». Идеально! Сучка вообще ничего не заподозрит.

Стоя на улице, Вонючка прятался в тени, с интересом

следя за загадочными маневрами, абсолютно не понимая, что происходит. Для чего эта женщина тратит столько времени, чтобы поставить «эм-джи» на место загородившего улицу «приуса»?

Потом она вышла из машины, и он сообразил, что ошибся – бородатый парень сел в «приус» и отъехал.

Вонючка вернулся к стоявшему неподалеку «пежо», набрал номер констебля Пакера.

– Привет, – сказал констебль. – Что стряслось?

– Я машину нашел.

– Молодец. У меня тут проблемы на пару часов, вызывают на службу. Продержишься?

– Долго?

– Часа два, максимум.

Вонючка взглянул на часы на приборной доске. Без пятнадцати одиннадцать.

– Только не больше, – предупредил он. – Больше не продержусь.

– Скажи, куда ехать.

Вонючка объяснил, где находится, разъединился, повернулся к Бетани:

– Снимай штаны.

– А я их не ношу! – рассмеялась она.

100

Грейс взглянул на часы – семь минут двенадцатого, – а потом на спидометр. Постоянная скорость не ниже 135 миль в час. Мимо несутся огни, а спереди наваливается темнота. Он сосредоточенно следил за машинами впереди, пытаясь уберечь от беды Гленна. Обгоняя очередную, присматривался, не патрульный ли это автомобиль. Нелегкое дело – на этой дороге столько полицейских машин без опознавательных знаков, – но все же можно догадаться по некоторым признакам: внутри два человека, модель новенькая, четырехместная, с наружными антеннами. Ему также известно, что в столь позднее время их на дороге не так уж и много – по вечерам высылаются патрульные машины с надписями и мигалками, чтобы их хорошо было видно.

Он готовился дергать за ниточки – непростая задача, когда общество следит за полицией во все глаза, – стараясь, чтобы Брэнсона не оштрафовали и не прокололи права на основании показателей четырех видеокамер, дважды отснявших их на выезде из Лондона. Четыре трехмерные камеры – может быть, даже больше – зафиксировали скорость. Как минимум двенадцать проколов в правах. И немедленное их лишение.

Он усмехнулся при этой мысли, представляя себе возмущение друга.

– Чего смеешься? – спросил Брэнсон, стараясь перекричать приемник, из которого несся рэп на полную громкость. – Чего ухмыляешься?

Грейс терпел адский шум, ибо Гленн объяснил, что может быстро ехать только под музыку.

– Посмеиваюсь над своей собственной жизнью, – ответил он.

Прошло восемь минут. Давно миновали восьмую развязку, вот-вот появится девятая. Он высматривал указатели на темной дороге.

– Над жизнью? По-моему, твоя жизнь печальна. Не вижу повода для смеха.

– Да ты руль держи, веди машину! Знаешь, я переживаю, как говорят, близость к смерти. Когда

вся жизнь проносится перед глазами. С той минуты, как мы выехали из Ноттинг-Хилла.

Впереди уже замаячил огромный сине-белый знак поворота к аэропорту Гатуик и девятой дорожной развязки. Грейс разглядел вблизи эстакаду над шоссе.

Пролетели под ней через тридцать секунд, и он, поглядывая на часы и на спидометр, сказал:

– Дальше можно помедленнее.

– Ни за что.

Песня кончилась, к облегчению Грейса. Он потянулся убавить громкость, но Брэнсон возразил:

– Сейчас дальше пойдет, старик. Даже если тебе не понравится, для меня подходящая музыка.

– Сбавь скорость, или я отыщу Клиффа Ричарда, – пригрозил Грейс.

Брэнсон чуть-чуть замедлил ход, качая головой.

Грейс на минуту выбросил из головы Брэнсона с его музыкой, снова занявшись расчетами. Они проехали больше двадцати восьми миль от многоквартирного дома Бишопа в Ноттинг-Хилле.

Бишоп мог ехать разными путями. Из Лондона шел плотный транспортный поток, в котором может либо повезти, либо нет в зависимости от дня недели и времени суток.

Сегодня они проделали этот путь за тридцать шесть минут. Брэнсон действительно летел как ветер – чудо, что их ни разу не остановили. Поездка на законно дозволенной скорости заняла бы почти час. При меньшем дорожном движении, рассуждал Грейс, можно было бы выиграть еще пять или десять минут. Значит, Бишоп мог доехать за двадцать шесть минут.

Надо учесть еще множество факторов. Ресторанный чек Фила Тейлора свидетельствует, что счет был оплачен в двадцать два пятьдесят четыре. Часовой механизм на аппарате, который обрабатывает кредитные карточки, не всегда точен на сто процентов, запаздывая или уходя вперед на несколько минут. Допустим с сомнением, что он на пять минут запоздал, дав Бишопу определенное преимущество. Допустим, что Бишоп вышел из ресторана более или менее ровно в одиннадцать. Допустим, что ехал в такси, если не было пробок, пятнадцать минут. Добавим еще пару минут на то, чтобы вывести машину с подземной стоянки под домом.

Приблизительно в двадцать минут двенадцатого Бишоп мог доехать до Вестберн-Гроув. Камера на мосту девятой развязки засекла его в двадцать три сорок семь.

Двадцать семь минут на поездку, которая заняла у них тридцать шесть. А машина у Бишопа гораздо мощнее. Самая быстрая в мире.

Впрочем, камера наблюдения тоже не абсолютно точная. Мимо нее в то время много чего мелькало. Только теперь понятно, что это возможно.

Грейс выключил приемник.

– Эй! – запротестовал Брэнсон.

– Больше не вздумай пускать эту дрянь в моем доме, или немедленно попадешь в инкубатор.

– У тебя нет инкубатора.

– Утром приобрету.

– Совершенно ничего не соображаешь. Никогда не научишься.

Отбросив шутки в сторону, Грейс серьезно спросил:

– Как относишься к свидетельству Фила Тейлора?

– Честный человек. Богатый и авторитетный, да еще с такой машиной. Железный.

– Прикрывает клиента? Договорился, что Бишоп поделится с ним страховой премией?

Брэнсон покачал головой: