Убийство-2
Шрифт:
Министр обороны, в элегантном сером костюме, белоснежной сорочке с алым галстуком, пребывал в прекрасном настроении и улыбался в объектив кинокамеры.
— Клевета никому не нравится, — заявил он интервьюеру. — Поэтому я с облегчением узнал, что министра юстиции попросили отозвать его безосновательные ужасные обвинения.
Бук в сердцах выключил телевизор.
— Это я виноват. Не хочу, чтобы вы упрекали себя. Россинг правильно сказал. Я надавил на Монберга слишком сильно. Я ни на
— У вас была серьезная причина задавать ему вопросы!
Как ни странно, это сказал Плоуг, чем очень удивил министра.
— Да, но…
— И насколько нам было известно, Монберг шел на поправку, — продолжал Плоуг. — Он должен был решить ряд серьезных вопросов. Но они так и остались нерешенными.
— Нет. Это уже не так.
— Могу я называть вас Томас? — Плоуг украдкой бросил взгляд на Карину. — Она ведь называет.
— Конечно, если хотите.
Чиновник сделал глубокий вдох:
— Вы совершенно не похожи на министра. Нет у вас этой стати, вальяжности, утонченности, в конце концов. — Плоуг был очень взволнован. — Но, клянусь Богом, вы самый честный, порядочный и открытый человек из всех министров, которых я видел на Слотсхольмене за годы службы здесь. И я не позволю этим… — Его рука взметнулась, указывая на здание парламента и дворец Кристиансборг. — Этим… прохвостам утопить вас. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать им.
Бук онемел от удивления. Карина тоже. Плоуга трясло от переполнявших его чувств.
Все трое испытали облегчение, когда в дверь постучали и вошел Эрлинг Краббе, бледный и встревоженный.
— Простите, — пробормотал он, — я, кажется, помешал?
— Да, — сказал Бук.
— И все же я прошу уделить мне минуту.
Бук посмотрел на Плоуга и Карину. Те вышли, все еще потрясенные.
Он подошел к своему столу, тяжело опустился в кресло и приготовился слушать. Краббе сел рядом. Заговорил он не сразу, сначала обвел взглядом ряды портретов на стене. Предшественники Бука за полтора века.
— Если вы пришли позлорадствовать, Краббе, вы выбрали не самый подходящий момент.
— Не возражаете, если я закурю?
— При условии, что вы не станете утомлять меня своими дурацкими поправками к закону. Вы получите все, что хотите. Плюс мою голову на блюде. Только вот поздравлений от меня не ждите.
Краббе вытащил пачку сигарет и закурил.
— Да, я получу все, что хочу, — согласился он. — И я по-прежнему хочу, чтобы вы покинули правительство. Я считаю, что вы не подходите на эту должность, Бук. Вы это доказали.
На лице Бука промелькнула печальная улыбка, но он ничего не сказал.
— Насколько вы уверены в своих обвинениях против Россинга? — спросил Краббе.
— А
— Бук, вы верите в то, что сказали?
— Почему вы спрашиваете?
Краббе был непривычно тих и задумчив.
— Я не идиот. Как и вы, я не люблю, когда меня водят за нос. — Он затянулся сигаретой, выпустил под потолок облако дыма. — Вам не показалось, что Россинг был отлично подготовлен к вашим обвинениям? Даже слишком хорошо подготовлен. Это как-то… странно.
— Разумеется, он был хорошо подготовлен, иначе и быть не могло. Мне предоставили информацию о документе, который изобличал Россинга, но теперь я понимаю, что все это устроил сам Россинг. А я шагнул прямо в ловушку, так что ему оставалось только отсечь мне голову перед Грю-Эриксеном и комитетом по безопасности. Ну что, удовлетворены? Меня перехитрили, Краббе, но не доказали мою неправоту.
— Вы никому не говорили о том факсе?
— Конечно же нет! Вы сами как думаете? Что я позвонил Россингу и предупредил его заранее?
— То есть… — Краббе что-то напряженно обдумывал. — Обо всем знали только ваши сотрудники?
— Краббе! Я вас не понимаю, к чему вы клоните?
— А премьер-министру вы сообщали о том доказательстве, которое собирались предъявить комитету?
— Да, у нас был краткий разговор. Не думаете же вы, что я бы поставил свой танк на лужайку Россинга, не ознакомив Грю-Эриксена с тем, что буду говорить? Он хочет… — Бук запнулся. — Он хочет узнать правду, как и мы.
Краббе, не отвечая, затянулся сигаретой.
— Вы же не предполагаете, будто… — начал Бук.
Дверь открылась, и вошел Плоуг.
— Простите, только что звонил секретарь премьер-министра. Он хотел бы поговорить с вами сегодня, в девять часов.
— Мне пора, — сказал Краббе, вставая на ноги. — Не буду вам больше мешать.
Он подошел к Буку и пожал ему руку.
— Спасибо, что поговорили со мной. Я знаю, что вы не испытываете ко мне симпатии. Это неизбежно, учитывая обстоятельства. Мне жаль. Если…
Он оглянулся, ища, куда бы выбросить окурок. Плоуг протянул ему блюдце.
— Если вы захотите обсудить что-либо, пожалуйста, звоните.
Министр и его заместитель взглядом проводили Краббе. Плоуг стряхнул окурок с блюдца в корзину для бумаг.
— Зачем он приходил?
— Я так и не понял, — признался Бук.
Браки не заканчиваются в одночасье после ссоры или прощального взмаха руки. Распад семьи — как тяжелая утрата, его нужно пережить. Связи между людьми умирают медленно, вокруг полно предметов, которые несут с собой воспоминания, и жизнь не потечет дальше, пока не разрушены эти барьеры.