Убийство к Рождеству

Дубинин Дмитрий

— То есть, от журналистики ты далек?

— Я на компьютерах работаю, — обтекаемо сказал я.

— Как тебя зовут на самом деле? — спросила Галя, подумав несколько секунд.

Вместо ответа я протянул ей водительские права.

— Хорошо, — произнесла она. Куда тебе позвонить?

Я написал на бумажке номер мобильного телефона. Галя спрятала ее в нагрудный карман.

— Ладно, — сказала она. — Спасибо за коктейль. Если у меня будет настроение, я позвоню.

Намек был ясен. Можешь проваливать. Однако я полагал, что покидать заведение рановато. В холле были двери, ведущие

в места общего пользования, и посетить одно из них казалось необходимым. Поручик Ржевский, согласно анекдоту, шикарно справился с подобной ситуацией, но я не имею офицерского звания, потому просто извинился и намекнул на то, что скоро вернусь.

Галя неуверенно повела плечом, а я вышел в пустой холл. Посетив нужное место, собрался было покинуть его, но тут дверь, жалобно взвизгнув, отворилась, и передо мной нарисовался незнакомый чернявый детина с густыми бровями — как есть Брежнев в молодости, только значительно шире. Обойти его не представлялось возможным, да ему этого и не надо было.

Ему надо было поговорить со мной. Интересно, неужели не нашлось места, более подходящего для этой цели, чем мужской сортир в богемном клубе?

— Погоди маленько, — попросил он меня.

— Чего надо?

— Да объяснить тебе, чувак, что ты зря сюда пришел…

Что произошло сразу же вслед за этим, я вряд ли смог бы вразумительно обрисовать. Во всяком случае, белые блестящие кафельные плитки, коими были облицованы стены туалета, оказались чертовски твердыми — моя голова смогла в этом убедиться моментально. Но до физиономии детины я сумел дотянуться один разок, и это меня слегка утешило. Зато он врезал мне раз пять, причем настолько грамотно, что я на какое-то время вырубился. Правда, прежде чем вырубиться, я смутно услышал страшный грохот, который, как позже понял, был звуком выносимой моим телом дверцы одной из кабинок.

VI. Шрамы на любимом животе

— А Галина, значит, ушла, пока ты валялся? — спросила Наташа.

— Ушла, конечно. Нужен я ей больно…

— По-моему, ты сделал кучу ошибок.

— Это каких же?

— Ты совершенно не умеешь располагать к себе женщин. Потому и договорился так, ни к чему не обязывающе.

— А было бы лучше, если бы я оказался у нее в постели?

Наташа поморщилась. Но не прекратила обрабатывать мою физиономию, аккуратными мазками накладывая тональный крем.

— Надо было узнать, в каком издательстве работала Тамара, с кем сотрудничает сейчас…

— Кстати, она, по-моему, живет с этим бородатым Оскаром, — заметил я.

— Это ты с чего взял? — вот теперь Наташа остановилась.

— Она сказала ему купить масла. Подсолнечного. Кто еще может дать подобное поручение? Только жена или сожительница. Ну, сестра, может быть…

— Стоп. Расскажи, как это прозвучало?

Я довольно точно привел краткий диалог Гали и Оскара. Наташа задумалась, потом усмехнулась:

— Это она его подколола так, не больше. Оскар потащился с девчонкой сам понимаешь зачем, а чтобы не перемазался в краске, Галя и посоветовала ему воспользоваться маслом — это хороший растворитель. Не бензином же краску с кожи оттирать.

— Возможно, — я тоже усмехнулся, хотя все еще чувствовал

себя паршиво. Мне хотелось немного подремать, поскольку ночь провел довольно бурную. Около полуночи я получил незаслуженных плюх, затем некоторое время объяснялся с охранником клуба, который мог бы и пораньше прийти в туалет, ну а вслед за этим мне нагрубил сержант милиции, поскольку бармену стукнуло в башку вызвать наряд. Кроме того, я обнаружил пропажу почти всех денег и мобильного телефона. Сержант, похоже, был уверен, что это именно я решил устроить погром в «Пикнике», и если бы тот же бармен не заявил, что я вел себя смирно, сидеть бы мне в участке. И я превратился в потерпевшего, потому что не поленился написать заявление о пропаже денег. Трубка, как ни странно, нашлась в сортире — очевидно, моя допотопная «Моторола» не приглянулась вору, а что вероятнее всего, я просто потерял ее, пока валялся, считая звезды.

Словом, побитый, без денег и голодный как собака, я вернулся домой почти под утро — к тому же ехать пришлось через весь город. Слопал банку консервированных шпрот и рухнул спать. И проснулся только к одиннадцати. Вспомнил вчерашнее — стало противно, почти как с похмелья. Посмотрел в зеркало — стало совсем мерзко. Деньги на телефонном счету как всегда неожиданно кончились. Так что я просто сел в машину и поехал в «Оберон», где и рассказал Наталье про свои ночные похождения. Наташа сразу же увела меня в подсобку, усадила на стул и принялась за трансформацию моей морды во что-то похожее на лицо.

— Я виделась с родителями девушек, — сказала Наташа. — Ты прав, лучше тебе с отцом Дины не встречаться. Они совершенно убиты горем, но надеются на лучшее.

— Я тоже надеюсь, что Тамара жива.

— А, не сравнивай. Ты еще и в глаза-то ее не видел. А она все-таки их дочь, хотя бы и приемная. В общем, они пропали не двадцать шестого и не двадцать седьмого.

— А когда?

— Двадцать пятого. А если быть точнее, то в самую ночь на Рождество.

— Вот так номер… — протянул я. — Если честно, то я теперь еще меньше понимаю, как это все закрутилось.

— Ведь что тогда получается? Дина позвонила Тамаре из машины, потом та вышла на улицу.

— Да, я видел какую-то женщину у подъезда. Возможно, все-таки это была Тамара.

— Мне сказали, было так: Тамара взяла трубку, сказала что-то вроде «да, Дина, я сейчас выйду» и, толком даже не одевшись, выбежала на улицу. Но не вернулась. Ни с Диной, ни одна. Заявление у родителей приняли только двадцать седьмого.

— Почему?

— Да потому что сволочи эти менты. Они только ухмылялись, когда узнали, что пропали девушки. Говорили, не переживайте, натрахаются с приятелями — вернутся.

— Дурдом.

— Точно. К тому же обе они не такие уж соплячки. Дине — двадцать, Тамаре — двадцать четыре. Мозгов уже хватает, чтобы сообщать о себе… Ах, ну да, это же не тот случай.

— А никакого друга из УИНа у отца нет?

— Он сказал, нет.

— Тоже странно… Неужели их и правда похитили?

— Тогда как ты объяснишь возвращение Дины? И почему она бросилась на шею тебе, вместо того, чтобы успокоить домашних?

— Не знаю! Не знаю! У меня башка совсем опухла от таких дел…