Убийство Кирова. Новое расследование
Шрифт:
Лено пытается обойти это очевидное противоречие следующим образом:
Граница между зиновьевцами и троцкистами была нечеткой, то ли на самом деле, то ли в умах офицеров службы безопасности режима (Л 284).
Сотрудники НКВД не могли отличить зиновьевцев от троцкистов? Это полнейший абсурд! Лено даже не пытается процитировать доказательство в подтверждение этого заявления. Почему Лено поступает так, а не идет туда, куда его ведут факты? По-видимому, Лено хочет не раскрыть правду, а доказать, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Очевидно, Лено делает то же, что делали Хрущев и его люди 60 лет назад — пытается подтвердить предвзятый вывод, который не подтверждается
Давайте рассмотрим ловкий трюк, который пытается провернуть здесь Лено. Он заявляет: «В тот день Агранов начал впервые давить на Николаева в отношении его связи с зиновьевцами». Но фактически Агранов сказал следующее: «Какое влияние ваша связь с бывшими оппозиционерами- троцкистами оказала на ваше решение убить товарища Кирова?».
4 декабря Агранов искал связь не с зиновьевцами, а с троцкистами. Заявление Агранова опровергает утверждение Лено!
В любом случае, какие бы оппозиционные группы ни были названы, факт, что их назвали, не являлся бы доказательством того, что Сталин сделал первый шаг, чтобы «подставить» или даже впутать либо троцкистов, либо зиновьевцев. Скорее, это свидетельство выступает в пользу противоположного тезиса — что сам Николаев, а не Сталин и не следователи НКВД, первым поднял вопрос соучастия оппозиционеров в убийстве.
Можно было бы возразить, что этот диалог мог предполагать, что именно следователи НКВД, а не Николаев, инициировали вопрос об оппозиционерах (в данном случае о троцкистах) в следствии. Однако это было не так. Лено допускает, что Николаев [62] упоминал Котолынова, Антонова и Шатского в своих записях:
62
У Николаева хорошая память. Котолынов сказал это почти слово в слово. См.: VII Съезд Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи. 11–22 марта 1926 года. Стенографический Отчет. — М.: «Молодая Гвардия», 1926. С. 108. Я хотел бы поблагодарить моего коллегу, В.Л. Боброва, за эту ссылку.
Я помню, как мы с И.Котолыновым ездили по хозяйственным организациям для сбора средств на комсомольскую работу. В райкоме были на подбор крепкие ребята — Котолынов, Антонов, на периферии — Шатский. Котолынов в 1924-26 гг. примкнул к новой оппозиции и на одном из съездов комсомола предательски заявил, что мы не Ст(алинисты), а Л(енинцы), теперь же он грызет гранит науки (Л 283).
Лено приводит этот же отрывок и из «Ответа…» (Л 462). Лено признает, что НКВД изъял эти и другие записи Николаева в день самого убийства Кирова — 1 декабря 1934 г.:
Сотрудники ленинградского НКВД конфисковали этот дневник вместе с «завещанием» Николаева и другими «записями», когда они нагрянули в квартиру Николаева вечером 1 декабря 1934 г., тотчас после убийства Кирова. НКВД также конфисковали различные другие записи Николаева при обыске на квартире, где на 1 декабря, вероятно, также проживали его мать и сестра Екатерина (Л 193).
Таким образом, с 1 декабря у Ленинградского НКВД были записи Николаева, в которых он упоминал Котолынова, Антонова и Шатского. И, как признает Лено:
Агранов имел веские причины допросить Николаева о Котолынове и Шатеном. В библиотеке НКВД были отчеты информаторов об обоих людях в деле, озаглав-ленном «Политикан», которые освещали деятельность бывших сторонников Зиновьева в Ленинграде (Л 283).
Это
В архивных агентурных материалах, озаглавленных «Политиканы», имелся список лиц, по которому также проходили Котолынов, Левин, Мандельштам, Мясников, Румянцев, Сосицкий, Толмазов, Ханик, Антонов, Соколов и Звездов.
63
Лено делает то же самое с делом, которое он называет «Свояк». В русском оригинале оно называется «Свояки» — во множественном числе.
4 декабря Агранов написал следующую записку Сталину:
Агентурным путем, со слов Николаева, выяснено, что его лучшими друзьями были троцкисты Котолынов Иван Иванович и Шатский Николай Николаевич.
Хотя Лено цитирует архивный первоисточник в пользу этого заявления, фактически он тоже присутствует в «Ответе Яковлеву», который заявляет также следующее (Л 460):
Наряду с этим в присутствии охранявших работников НКВД Николаев в камере 4 декабря якобы произнес вслух во сне фамилии Котолынова и Шатского, о чем слышавший это Кацафа тут же донес рапортом Агранову. 4 декабря Агранов по правительственной связи сообщил Сталину: «Агентурным путем, со слов Николаева Леонида, выяснено, что его лучшими друзьями были троцкисты Котолынов и Шатский». В дальнейшем, выступая 3 февраля 1935 года на оперативном совещании в НКВД СССР, Агранов сказал, что, получив такие данные, «мы ухватились за эту обмолвку и развернули в этом направлении следствие».
В «Отчете» эпохи Хрущева от 1956 г., который цитирует Лено с одобрением, заявлено:
Кацафа… мог получить от них (сотрудников НКВД) задание убедить Николаева признать, что он является членом зиновьевской оппозиции, и (sic) они также сообщили ему (Кацафе) имена Котолынова и Шатского (Л 285).
Это не доказательство, а чистейшей воды предположение. Ничто не могло яснее показать отчаяние исследователей хрущевской эпохи! Они, очевидно, были настолько неспособны найти хоть какие-нибудь доказательства в подтверждение версии, что Сталин заказал убийство Кирова, либо что Николаев был «убийцей-одиночкой», что были вынуждены пойти на такие извращения фактов.
Показания Кацафы были так же неудобны для людей Хрущева, как неудобны они для предвзятых взглядов Лено. Он называет изложение Аграновым рассказа Кацафы «ложью школьника» (Л 284), но так и не дает никаких доказательств, ни причин, по которым он называет их «ложью». Это идентично — «хочу, чтобы этого не было», т. е. приему, который применили сторонники Хрущева. И опять это не более чем «россказни», что очевидно подразумевает, что гипотеза Лено противоречит всем свидетельствам.
Лено вынужден в большой степени опираться на перевод отчета КГБ в апреле 1956 г., из которого он цитирует следующее высказывание.
Кацафа заявил, что через несколько дней после своего ареста Николаев дал разоблачительные показания о своем участии в зиновьевской организации. Кацафа в то время будто бы услышал, как Николаев произнес во сне фразу: «Если арестуют Котолынова, нет нужды беспокоиться, он сильный человек, но если арестуют Шатского, это мелюзга, он все выдаст». Затем Кацафа будто бы записал эту фразу в свою записную книжку и немедленно сообщил об этом Агранову и Миронову, после чего он получил приказ подготовить подробный официальный отчет.