Убийство Кирова. Новое расследование
Шрифт:
Это поручение мною было дано в Ильинском осенью 1932 года (Зиновьев. Протокол допроса от 23–25 июля 1936 г.; «Известия ЦК КПСС», 1989, № 8. С. 104; Р-ПП 199).
Карев:
Зиновьев сообщил, что на основе признания террора основным средством борьбы с существующим партийным руководством зиновьевским центром установлен контакт с руководителями троцкистской организации в Союзе Иваном Никитичем Смирновым и Мрачковским и что есть решение объединенного троцкистско-зиновьевского центра об организации террористических актов над Сталиным в Москве и Кировым в Ленинграде. Зиновьев
Мне Зиновьев также предложил, в свою очередь, подбирать из близких руководимой мною в Академии наук в Ленинграде организации людей, способных осуществить террористический акт над Кировым. […]
…при разговоре с Бакаевым я узнал, что последний намерен использовать для организации террористического акта над Кировым существующие в Ленинграде и связанные с ним — Бакаевым — зиновьевские группы Румянцева и Ко-толынова (Карев Н.А. Протокол допроса от 5 июня 1936 г.; «Известия ЦК КПСС», 1989, № 8, 104; Р-ПП 200).
Маторин:
Зиновьев мне указал, что подготовка террористического акта должна быть всемерно форсирована и что к зиме Киров должен быть убит. Он упрекал меня в недостаточной решительности и энергии и указал, что в вопросе о террористических методах борьбы надо отказаться от предрассудков (Маторин Н.М. Протокол допроса от 30 июня 1936 г.) («Известия ЦК КПСС», 1989, № 9, с. 105; Р-ПП 200).
Весь этот документ касается раскрытия широкого заговора, лишь часть которого была связана с убийством Кирова. Фактически весь он, как таковой, является важным доказательством, поскольку убийство Кирова было лишь частью этого более крупного заговора.
Исследователям доступны протоколы лишь двух досудебных допросов Зиновьева. Первый датирован 28 июля 1936 г. Он начинается с развернутого упоминания очной ставки с Каревым, на которую ссылается Гетти. Хотя это, по-видимому, не самое первое признание Зиновьева после того, как он прервал очную ставку с Каревым, оно совпадает с описанием Гетти «полного признания в организации убийства и террора».
Об убийстве Кирова Зиновьев в частности сказал:
Вопрос: Что было конкретно сделано объединенным центром по осуществлению террористических планов?
Ответ: Тогда же, в 1932 г. центром было принято решение об организации террористических актов над Сталиным в Москве и Кировым в Ленинграде… […]
Вопрос: Вы показываете, что с участниками организации в Ленинграде был связан ГЕРТИК. Мы еще раз обращаемся к вопросу о связи ГЕРТИКА с К0ТОЛЫНОВЫМ. Нам точно известно, что ГЕРТИК в 1932 году, возвратившись в Москву из Ленинграда, говорил о террористическом характере своей связи с КОТОЛЫНОВЫМ. Вам это не может не быть известным?
Ответ: Да, признаю, что в 1934 году, месяца точно не помню, в середине года, мне ЕВДОКИМОВ рассказывал об одной из поездок ГЕРТИКА в Ленинград, во время которой ГЕРТИК связался с КОТОЛЫНОВЫМ, причем в результате
Затем Зиновьев связывает Каменева с М.Н.Яковлевым, единственное опубликованное признание которого мы рассмотрели выше.
Вопрос: С кем из участников организации КАМЕНЕВ поддерживал связь в Ленинграде?
Ответ: В 1934 году КАМЕНЕВ мне говорил, что он в Ленинграде встречался с участником организации ЯКОВЛЕВЫМ Моисеем, которому подтвердил решение объединенного троцкистско-зиновьевского центра организовать убийство Кирова.
Вопрос: ЯКОВЛЕВ вел работу по подготовке убийства тов. Кирова вместе с группой РУМЯНЦЕВА-КОТОЛЫНОВА или самостоятельно?
Ответ: ЯКОВЛЕВ готовил убийство Кирова параллельно с группой РУМЯНЦЕВА-КОТОЛЫНОВА…
[…]
Я должен добавить, что был разработан план сокрытия следов преступлений, готовившихся объединенным троцкистско-зиновьевским центром. Насильственные устранения руководителей партии и правительства должны были быть тщательно замаскированы, как белогвардейские акты либо акты «личной мести» (курсив мой. — Г.Ф.).
Очевидно, заявление Зиновьев о «маскировке» убийства как «акта личной мести» имеет наиважнейшее значение в том, что оно представляет веское доказательство против гипотезы Кирилиной и Лено о том, что Николаев был «убийцей-одиночкой». В другом месте данного исследования мы рассмотрим отрывок из признания Николаева, воспроизведенного в тексте Декабрьского обвинительного заключения 1934 г., что он пытался замаскировать убийство как индивидуальный акт. Авель Енукидзе и те, с кем он контактировал в Кремле, распространяли в точности этот слух — что Николаев действовал по личным мотивам. Замечания Енукидзе согласуются также с досудебными признаниями Ягоды. Мы рассмотрим их позже.
У нас также есть протокол более короткого признания Зиновьева, сделанного приблизительно в августе 1936 г. Месяц и год четко читаемы, чего нельзя сказать о дате.
Заявления Зиновьева в этом признании пронумерованы в протоколе. Второй и третий пункты касаются убийства Кирова. Они выглядят следующим образом:
2. После ареста КАРЕВА с 1933 г. дело организации террористических актов в Ленинграде перешло к зиновьевцу М. ЯКОВЛЕВУ, о чем предварительно было договорено с КАРЕВЫМ.
В 1934 г. КАМЕНЕВУ объединенным центром было поручено встретиться в Ленинграде с ЯКОВЛЕВЫМ. КАМЕНЕВ зто выполнил летом 1934 г., и тогда же я сказал КАМЕНЕВУ, что контроль и общее руководство этим актом надо поручить БАКАЕВУ.
3. КАМЕНЕВ сообщил мне в ноябре 1934 года, что он виделся с только что вернувшимся из Ленинграда БАКАЕВЫМ, который ему сообщил, что он (БАКАЕВ) виделся в Ленинграде с ЛЕВИНЫМ, РУМЯНЦЕВЫМ, КОТОЛЫНОВЫМ, кажется, МАНДЕЛЬШТАМОМ. На этом совещании решался вопров о том — где и когда убить Кирова. Был на совещании и НИКОЛАЕВ, убийца Кирова, с которым говорил БАКАЕВ (курсив мой. — Г.Ф.).