Убийство Ледяного Короля

Робинсон Кэндис

Стиснув зубы, он обвел глазами вестибюль и главную лестницу, все еще не услышав ни единого звука от Ксезу.

– Да куда подевался этот смертный? – взревел Морозко, откидывая плащ за спину, чтобы не путался под ногами.

Ему совершенно не хотелось сейчас думать о матери или о проклятии, которое она перед своей смертью наложила на эти земли. Да, королева защитила его от опасности извне, но это еще не означало, что он был в безопасности от нее самой. Материнского инстинкта у нее явно не наблюдалось.

Отца своего Морозко никогда не знал.

Тот вообще прожил совсем недолго после зачатия ребенка, потому что Маранна пронзила его сердце ледяным клинком. Этим фактом она частенько хвасталась перед своими подданными.

Для Маранны сын был лишь еще одним подчиненным, еще одной полезной пешкой в большой игре. Способом продолжить род и укрепить свое правление над землями.

Сердце Морозко ее смерть даже не тронула, а вот кровь еще как вскипела, потому что люди посмели восстать против своих господ – а значит, и против своего принца.

– Ксезу! – рявкнул он, призывая распорядителя.

Из-за угла выскочил мужчина среднего возраста. Аккуратно заплетенная коса из длинных темных волос перевалилась через плечо, когда он поклонился в пояс. У уголков глаз уже начали собираться морщинки, но в остальном его загорелое лицо было гладким.

– Ваше величество.

Обычно распорядитель Фростерии марал руки, чтобы этим не приходилось заниматься Морозко, но это еще не означало того, что король был выше этого. Прямым доказательством сейчас служило то, что кровью были перемазаны именно его пальцы и волосы. Но Ксезу был его правой рукой, и этот человек всегда делал все, что от него требовалось.

– К сожалению, смертные решили, что они здесь самые умные, и не провели ритуал. – С сухой саркастической усмешкой на лице он подошел к Ксезу. – А ты знаешь, что это значит. – Во взгляде распорядителя мелькнуло удивление, а может, даже испуг. Смеяться Морозко сейчас хотелось в последнюю очередь, но он отказывался показывать растущую внутри себя подступающую панику. Он боялся даже допускать мысли о том, что печать, которую расшатала его дражайшая мать, могут потревожить другие. Он почти мог уже слышать когти, скребущие по магическому замку, и высокий нечеловеческий скулеж…

– Но тогда ведь…

Его распорядитель прекрасно все понял без лишних слов. Когда-то Ксезу и сам был жителем деревни, не подозревающим о причинах ритуала. Теперь же, служа самому Морозко, он знал о последствиях и жутко боялся их. Правильно делал.

– Именно. Поэтому им придется пожертвовать одним из своих жителей. Не стоит злить матушку, неважно, жива она или нет. Проклятье ее точно дремать не собирается, и это самое главное. – Протянув руку, Морозко взялся за поднятый воротник кожаной униформы Ксезу. – Матушкиным тварям не прорваться к нам, понял меня? – Он с натянутой улыбкой дернул мужчину на себя.

Ксезу учтиво склонил голову:

– К-конечно, ваше величество.

Морозко пошел было прочь, но, уходя, обернулся.

– Найди Андраса, пока он не ушел. Пусть убедится, что винтийцы на этот раз выложатся полностью. Пусть все будет в два раза богаче, чем обычно. Выше костер, больше пир, громче музыка… пусть украсят всю деревню. –

Помедлив, он расплылся в зловещей и довольной улыбке. – На этот раз жертвовать будут одним из своих. А кем именно, решу я сам, потому что я лично приду проследить за тем, как они исполняют свою часть векового уговора. – Он планировал выбрать того человека, чья потеря ранит деревню сильнее всего. Того, кого жители будут пытаться защитить. Эта боль должна была запомниться им надолго и стать уроком навсегда.

Ксезу моргнул:

– Вы хотите отправиться туда сами?

– Именно. Они потеряли мое доверие, так откуда мне знать, что они не предадут меня вновь, если за ними не проследить?

Распорядитель, кажется, согласился с этим доводом и утвердительно кивнул:

– Хорошо. Передам Андрасу, ваше благородие.

Уж пожалуйста.

Следующей в списке приоритетов была горячая ванна.

Белый мраморный пол привел его к черной лестнице, перила которой подпирали похожие на переплетенные ивовые ветки балясины.

Поднимаясь по ступеням, Морозко на ходу начал расстегивать испачканный камзол. Подходя к комнате, он скинул его с себя и отбросил в сторону.

Посреди комнаты стояла огромная кровать, над которой четыре черных ореховых столба держали белый шелковый балдахин. Дальнюю от входа стену почти полностью занимало окно, выходящее на горную гряду, большую часть времени затянутую туманом или облаками. Лишь в редкие светлые дни на фоне неба проступали четкие линии гор и заснеженных равнин. А по ночам над ними плясали яркие разноцветные огни, подобные развевающемуся на ветру флагу.

Пройдя в умывальную, Морозко включил воду, чтобы наполнить ванну. Горячий поток ударил о мрамор, обдав его лицо горячим облаком пара. Сняв с себя остальную одежду, он шагнул в воду и застонал, когда она сомкнулась вокруг уставших икр.

Тепло снимало напряжение, но вот от бурлящей внутри ярости оно никак не помогало. Постоянно смертные считали, что они лучше других что-то знают, с этими их новыми идеями и подходами к решению задач. А ведь старые способы придумали не просто так…

– Треклятые глупцы. – Взмахнув по воде рукой, Морозко мрачно набрал пригоршню и вылил ее себе на голову. – А ведь винить вы потом будете одного меня. И это после всего, что я сделал для Фростерии.

Несмотря на то что он их защищал.

И на дарованное им спокойствие.

Теперь они собирались своими собственными руками разрушить свой же мир. А вина за это ляжет, конечно же, на его голову, подобно короне из острых клинков.

Нет уж. Этого он не допустит. Смертным придется дорого заплатить.

2. Эйра

Быть смертным в мире бессмертных – значит быть слабым. Даже животные в полях за границей родины Эйры жили вечно. В каком-то смысле Фростерия вообще была не предназначена для жизни людей. Жгучий мороз здесь никогда не прекращался, и тепло можно было найти только у домашнего огня. Впрочем, вечная жизнь могла быть и своеобразным проклятием, особенно когда оно обрекало тебя на вечное одиночество.