Убийство на Аппиевой дороге

Сейлор Стивен

Толпа рванулась, и мы снова словно попали в водоворот. Я схватил Эко за руку. Пришло время убираться отсюда. Саллюстий прав: манипулировать такой толпой нечего и думать, она повинуется лишь внутреннему импульсу и может убить человека – раздавить или затоптать насмерть – без всякого умысла, случайно и даже не заметив этого. Совершенно независимо от намерений сторонников Клодия, сейчас действительно могло начаться всё что угодно.

Каким-то чудом нам удалось пробиться назад к воротам. Вся улица, насколько хватало глаза, была запружена народом. Дома

были ярко освещены, и на всех крышах стояли вооружённые охранники. Я пробивался и пробивался вперёд; Эко и телохранители изо всех сил старались не отставать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем нам удалось вырваться из толпы.

Я перевёл дух лишь когда мы, свернув за угол, очутились на тёмной, безлюдной улице. Здесь мы остановились, чтобы немного отдышаться. Я заметил, как у Эко трясутся руки. Потом до меня дошло, что я и сам весь дрожу. Воздуха не хватало; в ушах отдавался стук собственного сердца.

Наверно, из-за этого я и не расслышал приближающихся шагов. Но телохранители расслышали и тотчас сомкнулись вокруг. Какие-то люди направлялись в сторону дома Клодия. Когда они поравнялись с нами, их начальник сделал им знак остановиться и присмотрелся к нам. Сам он стоял в тени, и я не мог разглядеть его лица. Видел лишь массивную фигуру, резко очерченный нос и вьющиеся волосы. Поколебавшись миг, он шагнул от своих телохранителей и приблизился к нам.

– Вы были у дома Клодия?

– Да.

– Это правда, что говорят?

– А что говорят?

– Что Клодия убили.

– Правда.

Незнакомец вздохнул, совсем не так как вздыхали в толпе – медленно и раздумчиво.

– Бедный Публий. Значит, он мёртв, к худу это или к добру. – Он склонил голову набок, внимательно оглядел меня. – Мы случайно раньше не встречались?

– Вряд ли.

– А по-моему, да. Да, теперь я уверен.

– Ты что, видишь в темноте, гражданин?

– Отлично вижу. И у меня хорошая память на голоса. Ты ведь отец Метона, верно? А ты, - обратился он к Эко, - его брат, тебя зовут Эко.

– Да, верно. – Я попытался рассмотреть его. Густые брови, сплющенный, как у кулачного бойца, нос. Кто бы это мог быть, если он нас знает?

– Мы встречались в прошлом году, когда вы приезжали навестить Метона в Равенне. Я тоже служу под командованием Цезаря. – Он умолк, выжидая; но видя, что я по-прежнему не узнаю его, пожал плечами. – Что там за зарево – не пожар?

– Нет. Толпа с факелами.

– Там столько народу?

– Да. Пришли увидеть тело. Его жена, Фульвия…

– Фульвия? – Это было произнесёно с какой-то странной интонацией, словно имело для него особое значение.

– Да. Она оплакивает мужа. Да ты, наверно, слышишь и отсюда.

Он снова глубоко вздохнул.

– Пожалуй, надо и мне туда пойти. Что ж, до свидания. Гордиан. До свидания, Эко. – Он шагнул к телохранителям, и они продолжили свой путь.

– До свидания, - отозвался я, всё ещё не имея понятия, с кем говорю. Дождавшись, пока они отошли, я обернулся к Эко.

– Ты знаешь, кто это?

–

Да. Мы действительно встречались в прошлом году - в ставке Цезаря, в Равенне. Он поскромничал, когда сказал, что тоже служит под командованием Цезаря. По словам Метона, он один из ближайших его помощников. Фактически правая рука. Мы виделись мельком, я и сам забыл об этом. Странно, что он нас узнал. Хотя он ведь политик, а политики хорошо запоминают людей. В Риме он уже несколько месяцев, добивается должности. Я пару раз слышал, как он выступал с речами на форуме. Да ты и сам наверняка его видел.

– Может, и видел. Как его зовут?

– Марк Антоний.

Глава 3

За завтраком Бетесда и Диана потребовали от меня подробностей. Щадя их аппетит, я старался по возможности опускать наиболее натуралистические детали; но мои женщины желали знать всё. Впрочем, политические соображения и препирательства мужчин оставили их равнодушными. Зато они проявили живейшее любопытство ко всему, что касалось убранства дома, и в особенности к тому, как выглядела и вела себя Клавдия.

– Неужели прошло уже четыре года после суда над Марком Целлием? – спросила Бетесда, осторожно дуя на ложку с горячей кашей.

– Да, почти.

– И подумать только, за всё это время мы ни разу не видели Клавдию.

– Вообще-то, ничего удивительного; нам ведь не приходится вращаться в высшем обществе. Хотя, кажется, она всё это время не часто появлялась на людях. История с судом не прошла для неё бесследно. Она показалась мне совершенно другой женщиной.

– Правда? А мне вот показалось, что она довольно-таки демонстративно пригласила тебя в дом своего брата – так, чтобы ты почувствовал, что тебя отличили. Ей что-то от тебя нужно.

– Да будет тебе, Бетесда, она просто не помнила себя от горя.

– В самом деле?

– Говорю же, она с трудом удерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.

– Ну, рыдать – это одно. А не помнить себя от горя – другое.

– Не понимаю.

– Нет? Ешь осторожнее, Диана. Каша ещё горячая. Смотри, не обожгись.

Рассеяно кивнув, Диана проглотила полную ложку.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я ничуть не сомневаюсь, что она в горе из-за смерти брата. Все знают, как они были близки – по крайней мере, так считалось. Да ещё он погиб такой ужасной смертью, судя по ранам. Ужасно! – Бетесда помешала кашу в тарелке. От тарелки поднялся пар.

– Но что?

Диана кашлянула.

– Думаю, мама хочет сказать, что… - Они переглянулись и обе согласно кивнули. – Эти её носилки и охрана... Да ещё и с главного входа. Да, так и есть.

– На что это вы намекаете?

– Ну, хотя бы… - Бетесда снова зачерпнула ложкой кашу, осторожно попробовала и, решив, что каша успела достаточно остыть, проглотила. – Ты говорил, что кроме главного входа, есть ещё боковая дверь, через которую вы и вошли.

– Да.

– И оба входа ведут в главную переднюю?