Убийство на Чукотке. Узоры на коже

Хазиахметова Лиана

– Подожди, дядя Атч. Не рассказывай. Давай следователь приедет, тогда все и расскажешь.

Атч-ытагыну каждое слово давалось с трудом: то буквы путались, то звуки пропадали, он всегда говорил неторопливо, выдерживал паузы, вспоминая нужные слова. В деревушке Ватайваам говорили на чукотском, на русском – только с приезжими и когда ездили в город. Владимир видел, как трудно местным дается общение, и не хотел заставлять старика повторять одно и то же по несколько раз, потому что по опыту знал: следователь потребует от свидетелей все повторить, а потом еще раз – сначала, чтобы «войти

в курс дела», затем для протокола.

Владимир не сомневался: девушка была убита. Следы на шее указывали, что задушена.

***

Следственно-оперативная группа располагалась на другом берегу лимана, в столице региона Анадыре. В зимнее время – на Чукотке это с ноября по май – Анадырь и Угольные Копи связывала ледовая переправа, во время ледохода из одного города в другой добирались на вертолете, а летом – на катере.

Обычно ледоход на Анадырском лимане начинался на стыке весны и лета. Этот год был особенным: уже в конце мая лиман очистился ото льда и вновь был открыт для водного транспорта.

В ожидании группы Владимир фиксировал в блокноте все, что могло пригодиться для протокола: кто нашел труп, во сколько, где, какие следы обнаружены на теле. Краем глаза он заметил подъезжающий уазик как раз тогда, когда дописывал последние строчки. Лейтенант поставил финальную точку и увидел, что из машины вышла невысокая темноволосая девушка в форме. Владимир поспешил опустить взгляд в блокнот. Чернила гелевой ручки уже расплылись и превратили точку в кляксу. Это была его бывшая – напарница и невеста.

– Капитан Севастьянова. Докладывайте.

Деловое «докладывайте» вывело Владимира из ступора, и только многолетняя военная муштра не позволила пробиться раздражению. «Могла бы и поласковей. Подготовилась, знала, что меня встретит», – пришел к выводу участковый.

– Лейтенант Нутеуги, – принял он правила игры. – Обнаружен труп девушки, местная. На первый взгляд, трупу день-два.

– Что это за орнамент?

– Фамильный, скорее всего. У местных есть обычай – разрисовывать лица кровью. Это как будто отгоняет келе¹, – Владимир специально ввернул слово, которое собеседница могла не знать. – Видите старика в кухлянке²? Это старейшина, он вам больше расскажет.

¹ Келе – злые духи.

² Кухлянка – верхняя одежда из шкуры оленя.

– Лейтенант Нутеуги, если правильно понимаю, вы здесь уже часа два околачиваетесь. Не могли у него сами все разузнать? Вы же в курсе, как местные с чужими общаются! Это специально?

– Кать, прекращай! – игра перестала казаться Владимиру веселой.

– Не «Кать», Володь, а капитан Севастьянова!

Последнюю фразу следовательница бросила, когда уже разворачивалась в сторону Атч-ытагына. «Главное – установить границы», – убеждала себя Севастьянова. «Неужели люди могут так измениться?» –

спрашивал себя Владимир. Он впервые видел ее такой – надменной и заносчивой, хотя знал давно – с восьмого класса, когда Катина семья переехала в Угольные Копи. Они вместе учились в школе, мечтали об одной профессии, а потом отправились в Магадан поступать в университет. Они никогда не разговаривали о будущем, потому что были уверены, что у них оно одно на двоих. Но оказалось, у каждого свое представление об этом будущем. Если Владимир не видел жизни вдали от родины, то Катерина не представляла себя счастливой без успешной карьеры. После университета их пути разошлись: он вернулся на Чукотку, она осталась в Магадане.

***

Севастьяновой выделили стол в полицейском участке, чтобы ей не приходилось мотаться из Анадыря на другой берег лимана и обратно. Катерина остановилась в старой родительской квартире. Ее отец умер несколько лет назад, мать переехала в Анадырь, а продать квартиру так и не смогла. Катерине было неуютно находиться в комнатах, в которые годами никто не заходил, поэтому она старалась больше времени проводить в своем временном кабинете, который делила с Владимиром.

Размышляя о деле, Севастьянова наблюдала, как «полицейские» кошки умываются. Одна, поменьше, позволяла другой, что постарше, вылизать себя. Днем они или где-то гуляли, или сидели по разным углам участка, а сейчас, вечером, перевоплотились в идеальную семью, в которой нежно заботятся друг о друге.

Как и предположил Владимир, а потом подтвердил судмедэксперт, девушка была задушена. В легких Тиныл не было воды, в море ее бросили уже после убийства. Хотели либо сымитировать утопление, либо избавиться от трупа.

Катерина уже третий день размышляла над двумя версиями.

По первой версии девушку убил отец, зовут его Лелетке, в колонии называли Леня. Отзывались хорошо: порядок не нарушал, от работы не отлынивал. Он освободился за день до убийства девушки.

По информации из колонии, он собирался вернуться на родину, к дочери, и действительно приехал в Ватайваам – в доме нашли отпечатки его пальцев. В комнатах царил беспорядок, и Севастьянова предположила: Тиныл могла чем-то разозлить отца, тот взбесился, начал крушить все вокруг и – нечаянно или специально – убил дочь.

Тюрьма меняет людей, да и отец с дочерью фактически были чужими друг для друга людьми. Вместо объятий, поцелуев, разговоров по душам были только звонки и письма. Мать Тиныл забеременела на одном из длительных свиданий, когда Лелетке уже сидел года три. Брать с собой на свидания детей было нельзя, поэтому жена приезжала одна. Лишь однажды они приехали с Тиныл вместе, когда той исполнилось 18.

Два момента не вписывались в общую картину. Отпечатки Лелетке были найдены не везде, а только на ручках двери, на стуле, на сумочке Тиныл и все… Как будто мужчина зашел в дом, сел на стул, что-то поискал в сумочке, затем произошла ссора, убийство, после чего он надел перчатки и начал переворачивать вещи в шкафах. Почему не стер отпечатки с ручек двери и сумочки? Зачем вообще надевал перчатки, если уже наследил в доме?