Убийство на пивоварне. Дело мерзкого снеговика
Шрифт:
– И вы не видели, не слышали ничего подозрительного? Никакого света в помещениях?
– Нет. Если только вы не сочтете подозрительным человека на мотоцикле.
«О боже! – подумал Найджел. – Виновен он или не виновен, но этот молодой глупец сейчас пытается быть слишком сообразительным». С тяжеловесной и явно заметной попыткой казаться простодушным, как если бы он обратился к полуночному мотоциклисту со словами типа: «О, вы ехали со скоростью двадцать пять миль в час, не так ли?» – инспектор не замедлил ухватиться за заявление или оговорку Сорна.
– Мотоциклист, гм?
– Когда я оказался… наверное, в пятидесяти ярдах от пивоварни, позади меня затарахтел мотоциклетный мотор. Затем мотоциклист уехал в противоположном направлении.
– И этот ваш мотоциклист вышел из двора пивоварни, не так ли?
– Он не мой мотоциклист. И я не знаю, откуда он вышел… даже не знаю, мужчина это или женщина. Было слишком темно. Возможно, он посещал один из домов напротив. Я знаю только одно, что он не проезжал мимо, когда я возвращался в город. Удивительно, – добавил Сорн с оттенком подозрительности, – что тот, кто видел меня у пивоварни, не заметил мотоциклиста.
– Весьма удивительно, сэр, не могу с вами не согласиться, очень и очень удивительно, – поддакнул инспектор с сарказмом.
– Но я говорю вам… – запричитал было Сорн.
– Ох, забудьте об этом! – нетерпеливо перебил его Найджел. – Это можно довольно легко проверить. Есть еще вопрос, который я хотел бы вам задать, Сорн.
– Валяйте! Нечего со мной церемониться! Только, пожалуйста, не спрашивайте меня снова, совершил ли я убийство. Я нахожу такой повтор утомительным, – произнес Сорн, становясь до некоторой степени вновь самим собой.
– Я хочу спросить о другом. Как давно вы знаете, что Юстас Баннет ваш отец?
Голова Габриэля Сорна дернулась назад, как от удара кулаком. Затем его лицо побагровело, и он неожиданно, но яростно прыгнул на Найджела. Инспектору пришлось повозиться, оттаскивая его и снова усаживая на стул. Однако вскоре глаза Сорна перестали пылать, он ухмыльнулся и вымученно произнес:
– Извините. Какая примитивная реакция: преданный сын защищает честь матери. Я изобью того хама, кто назовет мою мать э… ну да не важно…
– Итак, вы знали? – мягко поинтересовался Найджел.
– Не знал. Подозревал, если вам угодно. Некое несчастливое сходство в чертах начало слишком бросаться в глаза. На самом деле, меня это бесило. Я даже тревожился, как бы никто другой этого не заметил.
– Сходство очень слабое. Мне это даже и в голову не приходило – ну, кроме того, что вы лишь кого-то мне напоминаете, – пока я не услышал завещание. Полагаю, оно многое объясняет.
– Если вы насчет завещания, то – да. Но есть еще кое-что… нечто такое, чего я никак не могу объяснить, – пробормотал Сорн.
– И что же это?
Голос молодого человека стал почти неслышен, наверное, потому, что он сказал не столько им, сколько себе:
– Почему моя мать?.. Как она могла связаться с этим дьяволом Юстасом?
Глава 7
– Это было правилом поведения Фокси: наш высокочтимый отец, джентльмен…
– Всегда всех подозревал.
– Вот уж не думал, что вновь смогу проглотить хотя бы каплю пива! – признался сержант Толлворти. – Но никогда не знаешь наперед, пока не попробуешь, не так ли?
Герберт Каммисон и Найджел встретили аплодисментами столь хорошо сформулированное положение эмпирической философии; сержант же, сделав отменный глоток, стряхнул влагу с усов обратно в высокую пивную кружку.
Было девять часов того же самого вечера. Сержант, казалось, наслаждался кратким отдохновением от тяжких трудов, восседая с расстегнутым воротником и пинтой пива под рукой в самом удобном кресле Герберта Каммисона. София рано отправилась в постель – у нее разболелась голова.
– Предполагается, что я не вправе пользоваться вашим гостеприимством, раз уж нахожусь здесь, будучи при исполнении, доктор, – разоткровенничался сержант. – Но я никогда не придерживаюсь жестко правил – у нас в полиции их столько, что аж дух захватывает. – Он сделал еще, в сравнении с первым, умеренный глоток.
– А я думал, вам не дозволяется пить только с подозреваемыми, – сказал доктор Каммисон, поедая сержанта глазами. – Или я тоже попал в этот список, Джим?
– Если можно так выразиться, то да, сэр. Конечно, мы с вами знаем друг друга. Вам известно, что я исполняю свой долг, а я знаю, что вы в полном порядке, поэтому вот и говорю, а почему бы нам не выпить по-дружески? Ну, вроде как совместить дело с удовольствием?
– Весьма внушительное заявление, прочувствованное, хорошо выраженное и благородное по сути, – одобрил Найджел. – Ну, так в чем, собственно, деловая часть вашего визита?
– Видите ли, доктор, – пустился в объяснения Толлворти, – вот оно как складывается. Сам я ни за что не стал бы вас беспокоить, но этот Тайлер – сущее наказание. Правда. Никакого уважения к почтенным людям… Одним словом, видимо, до его ушей дошла кое-какая информация, вот он и послал меня сюда… Просто в порядке рутины, сэр, должен оговориться… Короче, он хочет знать, где вы были в ночь убийства… глупый чурбан!
Сержант Толлворти, который изрядно вспотел, пока выкладывал таким образом цель своего визита, наконец с облегчением вздохнул и, достав красно-белый носовой платок размером с небольшое банное полотенце, вытер лицо.
– В предыдущую ночь? – уточнил Каммисон. – У нас была вечеринка. Все гости ушли где-то к половине двенадцатого. Мы со Стрэнджвейсом выпили по последней и в четверть первого или около того отправились спать. Весь остаток ночи я провел в кровати. Правда, боюсь, свидетелей этому нет. Я сплю отдельно от жены в своей спальне, а служанка, предположительно, сладко посапывала на мансарде.
– Для меня этого вполне достаточно, – заверил сержант, вздымая руку как бы в салюте. – Вы были в постели – и на этом покончим… инспектор, там, не инспектор. Уверяю вас, сэр, я не хотел приходить сюда… как официальное лицо, я это имею в виду. А все Тайлер. До чего же он подозрителен! Брр, он чертовски подозрителен. Даже в зайце готов заподозрить скрытого Гитлера. Дать ему волю – и он заподозрит самого архиепископа Кантенебрийского.