Убийство на пляже
Шрифт:
— Мне просто нужно немного денег, чтобы снова подняться, — говорит Люси. — Всего-то девятьсот фунтов. Ну, тысячу. Одолжи мне их, и я тебе все расскажу.
Элли испытывает слишком большое отвращение, чтобы ответить. Она просто закрывает дверь перед носом Люси. Ничего не изменилось. Даже с учетом того, что происходит вокруг, Люси думает только о себе. Она готова даже использовать смерть мальчика в корыстных целях. И Элли стыдно, что это ее сестра.
38
Слава о позорной репутации
Элли и Харди стоят внутри и жмурятся от вспышек фотокамер. Силуэты фотографов просвечивают сквозь опущенные шторы, а аппаратура в руках делает их похожими на марионеток причудливого театра теней. Они непрерывно выкрикивают имя Джека, но совсем не тем тоном, каким пытались привлечь внимание Бэт у мемориала в честь Дэнни. «Это очень смахивает на охоту на ведьм», — думает Элли.
— Мне необходима защита, — умоляет Джек. — Я оказался в осаде!
Элли задает вопросы, которые требуются согласно протоколу.
— Кто-нибудь угрожал вам или пытался запугать вас физически? — спрашивает она, слыша, как от напора с улицы дрожит стекло витрины.
— Оставайтесь внутри, — говорит Харди, как будто у Маршалла есть выбор. Он также не может оторвать глаз от окна, вздрагивая при каждой вспышке. — Если повезет, все это очень скоро поутихнет. — Но звучит это как-то неубедительно.
— Вы делаете это преднамеренно, чтобы посмотреть, не сломаюсь ли я! Вы подставили меня, а все то, что говорю я, не имеет значения!
Харди сохраняет хладнокровие.
— Сотрудничайте с нами плотнее, и тогда мы сможем снять с вас подозрение.
— Сколько раз я уже слышал такое раньше! — фыркает старик. — Ты только сотрудничай со следствием, и все будет хорошо. А потом мне осудили.
Харди вздыхает.
— Все, чего я хочу, — это докопаться до правды относительно смерти Дэнни Латимера. И если вы к этому не причастны…
— Так я и не причастен! Я же говорил вам, что всю ночь был дома. Если бы я выходил, это было бы зафиксировано на моих камерах охранной сигнализации.
Харди и Элли переглядываются, не веря своим ушам, и снова смотрят на Джека.
— На чем? — переспрашивает Харди.
— На камерах охранной сигнализации, спереди и сзади. Я установил их после взлома. Стоило это кучу денег. Но на них есть съемка передней и задней двери. Если бы я выходил, они бы это засняли.
Джек начинал эту фразу презрительным тоном человека, говорящего прописные истины, но потом начинает запинаться. С этим постоянно приходится сталкиваться: люди упускают самую важную информацию, потому что считают, что полиция смотрит на их маленький мир под тем же ракурсом, что и они сами. Причем иногда в буквальном смысле — как в данном случае.
— Почему же вы нам ничего не сказали об этом
— Я забыл, — признается Джек. — Я был очень зол. Это вы сбили меня с толку.
Такой переход в нападение полностью обнажает его уязвимость. Элли видит в этом шанс расспросить о его прошлом и решает воспользоваться им.
— А почему вы не рассказали нам о том, что случилось, Джек? — говорит она, и мягкость ее тона умышленно контрастирует с суровостью Харди.
Лицо Джека остается невозмутимым, но поза его едва заметно меняется, чуть опускаются напряженные плечи, и, когда он заговаривает, уже понятно, что он испытывает облегчение.
— Я был учителем музыки. А Ровена была моей ученицей. Девочка. Никаких мальчиков там и близко не было. Я уверен, что вы можете все это проверить. У нас с ней были отношения.
— Сколько раз у вас был с ней секс? — спрашивает Харди.
Джек недовольно морщит нос.
— Вы считаете, я должен был делать зарубки на спинке кровати?
Харди скрещивает руки на груди.
— Кто заявил об этом в полицию?
— Ее отец.
Вызывающий взгляд Джека внезапно теряет фокусировку. Элли смещается немного в сторону, пытаясь снова встретиться с ним глазами, но из этого ничего не получается.
— Из меня сделали пример в назидание остальным. Я отсидел год, и еще повезло, что я вышел оттуда живым. Ей было пятнадцать лет и одиннадцать месяцев. Через четыре недели и один день ничего дурного в этом не было бы. Так что свое наказание я уже отбыл.
— А вы когда-нибудь связывались с той девушкой после своего освобождения? — спрашивает Элли.
— Я на ней женился.
Такой ответ застает Элли врасплох, и она умышленно заранее настраивает себя против того, что может оказаться совершенно душещипательной историей.
— Через неделю после того, как вышел из тюрьмы. Ей было семнадцать, мне — сорок.
Преподобный Пол Коутс в ожидании полиции отважно сдерживает толпу, собравшуюся перед газетным магазинчиком.
— Вы должны защитить его, — говорит он, когда Элли и Харди выходят, прокладывая себе путь в этой давке плечами. — Он мой прихожанин. И он до смерти напуган.
Харди оглядывает Пола. Взгляд его задерживается на пасторском воротничке, как будто он испачкан.
— А ведь вы уверены, что он невиновен, верно?
Пол непреклонен.
— А вы уверены, что он виновен?
— Мы учтем ваше мнение.
Элли идет за Харди обратно в участок под градом его тезисных умозаключений.
— То, что он сказал, ничего не меняет, — говорит он. — У Джека Маршалла есть судимость. Он по-прежнему под подозрением. Нас не должна сбивать ни его душещипательная история, ни эта шумиха в прессе. Мы по-прежнему оперируем только доказательствами и фактами.
Словно по заказу, наверху их дожидается Брайан из бригады криминалистов.