Убийство на пляже
Шрифт:
Сегодня как раз тот день, когда должна была собираться Морская бригада, но, несмотря на то что Джек надел форму и открыл дверь настежь, ни один из мальчиков не пришел. Это громадное недоразумение. В глазах Элли это сейчас выглядит так: невиновный человек пытается не позволить голословным утверждениям убить в нем самое лучшее, что у него есть, а разъяренная толпа воспринимает это как провокацию. Люди бросают в его сторону обвинения, словно швыряют камни. Пресса, естественно, в восторге и наслаждается каждой секундой этого зрелища. Чем больше распаляются
Элли вызывает подмогу, но первой на место приезжает не патрульная машина, а их семейный автомобиль с ее мужем за рулем.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она Джо.
С пассажирского сиденья поднимается Марк Латимер. На лбу его пульсирует толстая вена, напоминая червяка, забравшегося под кожу.
— Я не мог его остановить, — говорит Джо. — И не мог отпустить сюда одного.
Но он бессилен, когда Марк решительно проталкивается плечами сквозь толпу в первые ряды. Сердце Элли тревожно бьется в груди. Где же подкрепление, черт бы его побрал?!
Если Марк сорвется, вся эта толпа ринется на Джека, как свора гончих псов на лисицу.
— Сегодня вечером не будет никакого собрания, Джек! — кричит Найдж Картер. Он исступленно брызжет слюной, и капли ее падают у ног Джека. — Мальчики не придут. Мы считаем, что им тут небезопасно находиться.
— Так у тебя даже детей своих нет, Найджел, — отвечает Джек.
В голосе его звучит усталость, почти скука. Сам себе он помочь уже ничем не может. Элли мысленно молится, чтобы только он, проявив высокомерие, не спровоцировал толпу.
— Ты в свое время даже не заработал значка за вязку морских узлов.
— Я могу сказать за других, — возражает Найдж.
— Да нет, Найдж, не совсем так, — вдруг говорит Марк Латимер с контролируемым спокойствием в голосе, которое удивляет Элли. — Ребята, — обращается он к толпе, — остыньте, о’кей?
Толпа, если и не замолчала, по крайней мере перешла с выкрикивания своих обид на бормотание.
— Напарник, тебе необязательно участвовать самому, — говорит Найдж. — Мы сделаем это за тебя!
— Назад!
Марк повышает голос, и теперь в нем слышатся нотки предостережения, так что на этот раз все подчиняются. Джо успокаивающим жестом поднимает ладони вверх.
— Они много чего про тебя говорят, Джек.
Марк произносит это ровным тоном, но челюсти его сводит судорогой и лицо выдает усталость и переполняющие его эмоции.
— Я не тот, кем меня называют, — отвечает Джек. — Я и близко не подходил к твоему мальчику.
— У тебя был телефон Дэна. — Повышение интонации в конце этой фразы, превращает ее из утверждения в вопрос.
— Он оставил его на дне ящика с доставкой. Клянусь тебе!
— Ты же сидел в тюрьме, верно? — говорит Марк.
Джек напряженно выпрямляется.
— Там была одна девочка. У нас с ней была любовь. Ей было пятнадцать, почти шестнадцать. Столько же, сколько было Бэт,
Марку требуется пауза в несколько секунд, чтобы проглотить и переварить это.
— Марк, мы с ней поженились, и у нас был общий сын.
Подозрительность Марка просыпается вновь.
— Да? Тогда где же он теперь? Почему он не с тобой?
— Он умер. На следующий день после своего шестого дня рождения. — Голос Джека падает до шепота, так что теперь слышать его могут только те, кто стоит совсем рядом. — Автомобильная катастрофа. За рулем была жена. Они оба вылетели через ветровое стекло. Она выжила, он — нет. Горе разлучило нас. Вот я и приехал сюда. Новый старт с чистого листа.
Глаза его снова устремляются куда-то вдаль. Сколько раз уже этот взгляд смущал их в ходе расследования. Но если раньше Элли считала это увиливанием или следствием бессвязности, то теперь она видит человека, заглядывающего в собственное прошлое.
— Они говорят, что я хотел обнимать мальчиков, потому что педофил. Я никогда им не был. Просто я скучаю по своему мальчику. Я тоскую, что не могу прикоснуться к нему. Взять его на руки. Я скучаю за ним каждый божий день. Что это за мир, Марк, в котором считается зазорным искать любви? Я бы никогда не причинил Дэнни вреда. Мы с тобой одинаковые, Марк. Ни один из родителей не должен пережить свое дитя. А твой мальчик… он был хорошим парнем.
Марк изо всех сил старается совладать со своим лицом. Все молчат. В стену причала мерно бьют волны. Даже фотокамеры на некоторое время перестают щелкать. Наконец тишину нарушает Джо, который делает острожный шаг в логово льва.
— Ты в порядке, Марк?
Марк вытирает слезу кулаком.
— По домам, ребята! — кричит он так громко, что чайка, сидящая неподалеку на пляже, испуганно взлетает. — Вы все. И прямо сейчас!
Они отступают и постепенно расходятся, хотя по-прежнему еще слышны угрозы, и вечерний бриз разносит по берегу их гневные голоса. Очевидно, что это временное прекращение боевых действий — в пользу Марка. Двое мужчин смотрят друг на друга, как члены одного печального клуба, в который ни за что не захотел бы вступить ни один из родителей.
— Теперь тебе здесь будет опасно, Джек. Тут тебе крышка, приятель.
Эти жесткие слова Марк произносит неожиданно мягким тоном. Он скорее озвучивает угрозу, чем собственно угрожает.
Джек стоит на своем.
— Теперь здесь мой дом.
— Люди уже приняли решение в своих головах, — говорит Марк. — Если хочешь жить в безопасности, уезжай отсюда как можно дальше.
Он уходит, оставляя Джека — гордого, выглядящего патетически в униформе Морской бригады — стоять перед домиком, который, как понимает Элли, ему уже никогда больше не заполнить воспитанниками. Джек, похоже, тоже знает это, но он слишком горд, чтобы это показывать. Есть в его позе что-то от военных: спина прямая, словно шомпол проглотил, взгляд устремлен строго вперед, плечи отведены назад.