Убийство на поле для гольфа
Шрифт:
Девушка промолчала.
Минут через двадцать мы пустились в путь. Было уже совсем темно. В воздухе чувствовалась давящая духота. Пуаро повел нас к вилле «Женевьева». Однако, когда мы дошли до виллы «Маргерит», он остановился.
– Мне хотелось бы убедиться, что с Жаком Рено все в порядке. Пойдемте со мной, Гастингс. А вы, мадемуазель, пожалуйста, подождите здесь. Мадам Добрэй, может, чего доброго, оказаться не слишком любезной.
Отворив калитку, мы пошли по дорожке к дому. Я указал Пуаро на освещенное окно второго этажа. На шторе четко вырисовывался
– Ага! – воскликнул Пуаро. – Думаю, здесь-то мы и найдем молодого Рено.
Дверь отворила мадам Добрэй. Она сообщила нам, что Жак все в том же состоянии и что если мы пожелаем, то сами можем убедиться в этом. Вслед за нею мы поднялись в спальню. Марта Добрэй сидела у стола и шила при свете настольной лампы. Увидев нас, она приложила палец к губам.
Жак Рено спал тяжелым, беспокойным сном – голова его металась по подушке, лицо пылало жаром.
– Что доктор, он придет еще? – шепотом спросил Пуаро.
– Нет, пока мы не пошлем за ним. Но Жак спит, и это для него сейчас самое лучшее. Maman приготовила ему целебный отвар.
И она снова принялась за вышивание, а мы тихонько вышли из комнаты. Мадам Добрэй проводила нас вниз. Теперь, когда мне стало известно ее прошлое, я смотрел на нее со все возрастающим интересом. Она стояла перед нами, опустив глаза, и на губах ее играла легкая загадочная улыбка. Я вдруг почувствовал безотчетный страх перед нею. Такой страх наводит на нас ослепительно красивая, но ядовитая змея.
– Надеюсь, мы не слишком обеспокоили вас, мадам, – учтиво сказал Пуаро, когда она открывала нам дверь.
– Ничуть, мосье.
– Кстати, – сказал Пуаро, точно спохватившись, – мосье Стонор был сегодня в Мерлинвиле, не знаете ли?
Я не мог понять, с какой стати задал Пуаро этот вопрос, по-моему, совершенно лишенный всякого смысла.
– Насколько я знаю, нет, – сдержанно ответила мадам Добрэй.
– Не беседовал ли он с мадам Рено?
– Откуда мне знать, мосье?
– Действительно, – сказал Пуаро. – Просто я подумал, что вы, может быть, видели, как он проходил или проезжал мимо, только и всего. Покойной ночи, мадам.
– Отчего… – начал было я.
– Оставьте ваши «отчего», Гастингс. Придет время – все узнаете.
Вместе с Сандрильоной мы торопливо направились к вилле «Женевьева». Пуаро оглянулся на освещенное окно, в котором вырисовывался профиль Марты, склонившейся над вышиванием.
– Его, во всяком случае, охраняют, – пробормотал он.
Подойдя к дому, мы спрятались за кустами, слева от подъездной аллеи, откуда хорошо просматривался парадный вход, тогда как мы сами были надежно укрыты от посторонних взглядов. Дом был погружен в темноту, по-видимому, все уже спали. Окно спальни мадам Рено было как раз над нами, и я заметил, что оно открыто. Пуаро не спускал с него глаз.
– Что нам предстоит делать? – шепотом спросил я.
– Наблюдать.
– Но…
– Не думаю, что в ближайшие час или два что-нибудь случится, но…
В этот миг раздался
– Помогите!
В окне на втором этаже, справа от входа, вспыхнул свет. Крик доносился оттуда. И мы увидели сквозь штору мелькающие тени, как будто там боролись два человека.
– Mille tonneres! [88] – закричал Пуаро. – Должно быть, она теперь спит в другой комнате!
88
Тысяча чертей! (фр.)
Он бросился к парадной двери и принялся бешено колотить в нее. Потом подскочил к дереву, что росло на клумбе, и ловко, точно кошка, вскарабкался на него. Я, разумеется, полез за ним, а он тем временем прыгнул в открытое окно. Оглянувшись, я увидел Далси позади себя.
– Осторожнее! – крикнул я.
– Кому вы говорите! – откликнулась она. – Для меня это детская забава.
Я спрыгнул в комнату, когда Пуаро дергал дверь, пытаясь ее открыть.
– Заперто с той стороны, – прорычал он. – Так скоро ее не высадишь!
Крики между тем становились все слабее. В глазах Пуаро я увидел отчаяние. Мы с ним налегли плечами на дверь.
В это время послышался спокойный негромкий голос Сандрильоны:
– Опоздаете. Пожалуй, только я еще успею что-то сделать.
Прежде чем я успел остановить ее, она исчезла за окном. Я бросился за ней и, к своему ужасу, увидел, что она висит, держась за край крыши, и, перебирая руками, продвигается к освещенному окну.
– Боже мой! Она разобьется! – закричал я.
– Вы что, забыли? Она же профессиональная акробатка, Гастингс. Само провидение послало ее нам сегодня! Об одном молю господа – только б она успела! Ах!
Страшный крик разорвал тишину ночи в тот миг, когда Далси исчезла в проеме окна. Потом послышался ее уверенный голос:
– Ну нет! От меня не уйдешь – у меня железная хватка!
В тот момент дверь нашей комнаты осторожно отворилась, Пуаро, бесцеремонно оттолкнув Франсуазу, устремился по коридору к двери, возле которой толпились горничные.
– Дверь заперта! Заперта изнутри, мосье!
Из комнаты донесся глухой стук, точно упало что-то тяжелое. А в следующую минуту ключ повернулся, и дверь медленно отворилась. Сандрильона, белая как мел, пропустила нас в комнату.
– Жива? – спросил Пуаро.
– Да, я успела как раз вовремя. Еще немного, и было бы поздно.
Мадам Рено, полулежа в постели, задыхаясь, ловила ртом воздух.
– Едва не задушила, – чуть слышно прохрипела она.
Далси подняла что-то с пола и протянула Пуаро. Это была свернутая в рулон лестница из шелковой веревки, очень тонкой и прочной.
– Это чтобы спуститься из окна, пока мы стучали бы в дверь. А где она сама?
Далси посторонилась. На полу лежало тело, накрытое чем-то темным, лица не было видно.