Убийство несолоно хлебавши

Магия утра для меня – это не разливающийся по дому кофейный аромат и даже не первые лучи восходящего солнца (попробовали бы они пробиться через плотные рольставни) и уж тем более не звонок будильника (мои внутренние часы куда точнее). С недавних пор магия утра – это Нюткин плач. Даже не плач – рыдания. Безутешные страдания бесконечно несчастного человека. Осознавшего, что жизнь – боль, и это надолго. Так рыдают только профессиональные плакальщицы по покойникам и трехмесячные младенцы при разлуке с матерью. Всякий раз, когда Алена покидала дочь хотя бы на секунду, та громко заявляла миру решительный протест. Врач пуповину перерезал, а боженька забыл, и теперь стоило родительнице

удалиться от младенца больше, чем на расстояние вытянутой руки, невидимая нить натягивалась и рана кровоточила. Куда пришлось удалиться Алене в этот раз, бог ведает, но ребенку это очень не понравилось.

Я потянулась рукой к тумбочке, нащупала смартфон, проверила время.

– Действительно, – усмехнулась я, – время пять, а ты в кровати. Непорядок.

Пожалуй, нужно сказать Нютке спасибо – мне действительно пора подниматься. Если поддаться искушению и проваляться в постели часов до семи, на продуктивный рабочий день можно не рассчитывать.

Хлопнув в ладоши, я включила ночник. Опустив руку на пол, нащупала уютные домашние сапожки. Медленно, оттягивая неизбежный момент, натянула их на ноги. Кое-как заняла вертикальное положение, накинула халат и, отчаянно зевая, поплелась в ванную, где выпила приготовленный с вечера стакан воды. С чайной ложкой соли и долькой лимона. Редкостная гадость, но бодрит почище кофе. Вычитала где-то, что такой состав натощак восстанавливает солевой баланс, нарушенный часами обезвоженного сна. Допускаю, что очередная интернетная муть, но чем черт не шутит. Утренние ритуалы – важная вещь. Мои включают непременную зарядку, медитацию и письменное планирование дня в тишине и покое. По крайней мере, до недавнего времени именно так и было, но с появлением Анны Станиславовны Беровой все изменилось.

Улыбнувшись растрепанному отражению в зеркале, я зачерпнула лопаточкой крем из золоченой банки, нанесла его на лоб, нос, щеки и подбородок и принялась аккуратно распределять на лице по массажным линиям. Однако движения мои не были осознанными – мысли блуждали в стране воспоминаний.

Я влюбилась в Аньку с первого взгляда. До боли, до всхлипа, до спертого в зобу дыхания. «Так вот ты какая – безусловная любовь», – пронеслось в голове, стоило мне взять на руки туго спеленатый во фланелевую пеленку сверток. Видит бог, тогда казалось, что мне в жизни не доводилось видеть ничего более прекрасного. Меня не смущало ни отсутствие ресниц и бровей, ни сморщенная, покрытая белым налетом кожа. Нос на пол-лица, нависающие, как у питекантропа, надбровные дуги, глазки-щелочки – объективности ради надо заметить, что красивой Анну Станиславовну назвать можно с натяжкой. Однако к черту объективность – сердцу не прикажешь, а для моего сердца нет ребенка милее и краше. Я полюбила ее всю! Ее лысую головку, худенькие ручки, кривые ножки, огромный (по меркам моделей) живот, каждую складочку и ямочку на краснокожем теле.

– Кто это у нас тут такой? – в тот момент я даже не сразу узнала свой голос. Господи, неужели это я, едкая и циничная Арина Тарелкина, сюсюкаю и шепелявлю, как какая-то «инста-няшка», изображающая радость от встречи с заклятой подругой? Б-р-р, я даже поежилась, и мысленно дала себе слово разговаривать с вновь прибывшим на Землю человеком спокойно и взвешенно, как и положено солидной женщине тридцати трех лет от роду. Но, будучи хозяйкой своему слову, тут же его и забрала обратно. Думаю, это что-то генетическое. Опция, встроенная в женщин от рождения, рефлекс, запускающийся при виде крошечных пальчиков, которые едва-едва длиннее ногтя. А то и короче, учитывая нынешнюю моду на украшенные стразами «когти Бабы-яги».

А запах! Никакие духи не сравнятся с этим чистым, свежим (что бы кто ни говорил) ароматом младенца. Чистым ароматом любви и нежности. А не кислого молока, как полагают некоторые. Это нужно быть бесчувственным истуканом вроде Коломойского, чтобы такое выдать. А ведь сам отец двоих детей. Или именно поэтому? В конце концов, мужчины воспринимают все иначе. Даже Стас, далеко не чужой Нютке человек, и тот поначалу отнесся к ней, как мне показалось, с прохладцей. Во всяком случае, не обеспечил

ей тот горячий прием, который она, безусловно, заслуживала. Хотя, может, мы просто не предоставили ему такой возможности? Оттеснили мужика в сторону, захлопотали, заквохтали, закудахтали над младенцем, доверяя отцу только колясочные прогулки и любование на расстоянии. Хорошо еще, что безумие длилось недолго. Вскоре я, например, поняла, что шесть рук лучше четырех и что радостью мытья попы и смены подгузников можно и нужно делиться. Поэтому теперь, услышав тревожный Анин плач, я уже не бегу, как прежде, сломя голову, а зарываюсь под подушку, накрываюсь для верности одеялом и успокаиваю совесть аффирмацией о наличии у ребенка родителей. В конце концов, я кто? Фея-крестная! И, значит, какая моя задача? Нарядить нашу Золушку на бал, когда придет время, а также обеспечить ее надлежащим транспортом. А, ну и принца потом проверить, конечно. А то знаем мы этих современных женихов – видели в поликлинике. Сидят в колясках, пузыри пускают – сплошь маменькины сынки, неспособные сложить правильно пирамидку с первого раза.

Но до первого бала, слава богу, далеко, так что пока можно расслабиться и отводить душу в магазине игрушек, скупая кукол, клоунов, собак, радуя не столько ребенка, сколько себя, компенсируя тяжелое детство с деревянными игрушками, приколоченными к полу.

Конечно, мы со Стасом, мучимые чувством долга и угрызениями совести, старались как могли. Но все равно основная нагрузка заботы о ребенке легла на хрупкие материнские плечи. И без того худенькая, за эти три месяца Алена превратилась в бесплотную тень, уменьшившись едва ли не вполовину. Стойко-серый землистый цвет лица, темные круги под глазами, синие вены, просвечивающие через кожу. Вечный пучок на голове, вытянутые на коленях спортивные брюки, накидка-балахон для удобства кормления.

Конечно, я предлагала ей нанять няню. И даже приглашала несколько «мэри поппинс» на собеседование. Но ни одна не удовлетворила требованиям королевы-матери, которая, подозреваю, просто не желала делить ни с кем ребенка. Она и нам-то выдавала его нехотя и едва ли не под расписку.

– Это пройдет, – утешала я Стаса, подливая вина в пузатый бокал.

– Точно?

– Наверное, – тянула я неуверенно. – Мне-то откуда знать? Видит бог, я этого младенца больше жизни люблю, но все равно не понимаю, к чему так убиваться? Ведь что может случиться, если вы выберетесь в кино или на концерт?

– Какой там, – устало махал руками парень. – Мне кажется, она даже десятиминутную разлуку предательством считает.

– А как у вас с сексом?

Полный укоризненной тоски взгляд.

– Ясно, – вздыхала я и советовала держаться. В конце концов, что еще остается?…

…Тряхнув головой, я отогнала непрошеные мысли – приходят в голову когда хотят, носятся по кругу, мусолят одно и то же. Усевшись в позу лотоса, я прикрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Медитация – практика очищения сознания, которая позволяет мне сохранить рассудок в этом полном безумия мире.

Студия встретила нас непривычной тишиной. Нахмурившись, я демонстративно посмотрела сначала на часы, потом на Ганина.

– Арина Сергеевна, чего вы хотите? – возмутился тот. – Сейчас только десять утра.

– И что? – Брови у меня сошлись на переносице. – Сейчас не «только десять», а «уже десять»! Чувствуешь разницу? Знаешь, какое количество дел уже вычеркнуто в моем планере?

– Так то вы, – в голосе помощника читалось восхищение.

– Ты мне этот подхалимаж брось, я себе цену и так знаю. Я не пойму, кто-то решил, что «Акела промахнулся»? Сдаю позиции? Так я даже строгую начальницу изображать не стану, уволю всех к чертовой матери, и дело с концом. У меня почта от писем соискателей ломится, замену быстро найду.

– Сюрприз! – нестройный и не сильно радостный хор голосов прервал гневную отповедь, и из-под кухонного островка показались кислые лица сотрудников.

Вот не зря я ненавижу сюрпризы. Черт их дернул про мой день рождения вспомнить. Особенно когда я сама предпочитаю о нем забыть.