Убийство по-домашнему
Шрифт:
— Да.
— Вы не заметили чего-нибудь необычного?
У меня появилось странное ощущение в области желудка. Однако с той же самой беззаботной улыбкой, что и раньше, я ответил:
— Опасаюсь, что в том состоянии, в котором я находился, вряд ли я мог что-то заметить… А почему вы спрашиваете об этом, инспектор?
Инспектор Сарджент закрыл блокнот и положил руку на колени.
— Это неприятное дело, мистер Френд, — сказал он, — и я бы не хотел вас беспокоить. — Его голос должен был выражать соболезнование, но не выражал. — Речь идет о том, что определенные
— Мистер Моффет? — импульсивно спросил я.
Слабый румянец залил лицо инспектора, которое стало выглядеть еще моложе.
— Если быть честным — да.
Сориентировавшись, что за всем этим скрывается мистер Моффет, я почувствовал себя бодрее. Миссис Френд заверила меня, что исключено, чтобы мистер Моффет подозревал во мне мошенника. Я уже был так уверен в себе, что мог перейти в атаку.
— Мне кажется, что все возможные инсинуации, выдвигаемые мистером Моффетом, имеют под собой исключительно финансовую почву, — сказал я.
— Конечно. Я знаю, что речь идет о значительной сумме, — ответил инспектор Сарджент официальным тоном. — Но полиция обязана реагировать на жалобы. Вы сами это понимаете.
— Ну, конечно.
— Я выяснил все как можно тщательнее, — продолжал инспектор. — Мне не хочется доставлять хлопоты осиротевшей семье без крайней необходимости. Я обратился к двум единственным людям вне семьи, которые могли бы мне помочь.
Он показал на мистера Петербриджа и доктора Леланда, который, казалось, погрузился в какие-то мрачные раздумья.
— После того как я побеседовал с этими джентльменами, — почти с грустью в голосе произнес инспектор Сарджент, — я пришел к убеждению, что обвинения мистера Моффета вынуждают меня начать расследование.
Я снова почувствовал спазм в желудке.
— И каковы же эти обвинения?
— Может, будет лучше, если мистер Петербридж и доктор Леланд повторят вам то, что я услышал от них.
— Прошу вас, мистер Френд, понять, каким неприятным и болезненным является для меня это дело, — вмешался в разговор мистер Петербридж. — Прошу мне поверить, что я совершенно забыл и думать об этом, до тех пор пока инспектор Сарджент не спросил меня. Речь идет о том, что в тот день, когда умер ваш отец, а точнее, за пару часов до вызова к нему доктора Леланда, ваш отец позвонил мне. Он очень нервничал и договорился встретиться со мной на следующий день. Заявил, что хочет изменить завещание. Хорошо зная взрывоопасный характер вашего отца и его постоянное…
В этом месте инспектор прервал его.
— Доктор, может быть, сейчас вы скажете мистеру Френду то, что я услышал от вас?
Впервые доктор Леланд оживился, проявляя такую же озабоченность, как и мистер Петербридж. Может быть, он чуть лучше владел собой.
— Дело представляется следующим образом, мистер Френд. После приезда вашего отца в Калифорнию его лечил я. Он давно болел. У него было очень слабое сердце. Когда меня вызвали к нему впервые после приступа, его состояние было таким плохим, что я бы не удивился, если бы он умер в течение ночи. Тогда я велел ему лежать в постели. Вы понимаете?
Я
— Итак, в тот вечер, о котором идет речь, меня вызвала ваша мать. Приехав, я обнаружил мистера Френда в очень плохом состоянии. Сердце билось очень слабо, неритмично. У него были трудности с дыханием, бред. Одним словом, все признаки опасного приступа. Я оставался с ним несколько часов, делая все, что в моих силах. Потом произошло резкое ухудшение, сердце перестало работать, и спустя несколько минут наступила смерть…
Он помолчал, прикрыв глаза тяжелыми веками.
— Вы не врач, дорогой мистер Френд, поэтому я не вижу необходимости вдаваться в медицинские подробности. Важно то, что у меня были основания полагать, что у вашего отца случился новый сердечный приступ, оказавшийся фатальным. Давно зная состояние его здоровья, я подписал свидетельство о смерти, не испытывая ни малейших подозрений или сомнений. Утверждаю со всей решительностью, что любой врач на моем месте поступил бы точно так же.
Он снова замолчал. Это была многозначительная пауза.
— Однако когда инспектор обратился ко мне с определенными вопросами, я пришел к выводу, что, действительно, некоторые симптомы были не совсем ясны. Кроме того, в последние несколько недель, предшествующих смерти, здоровье вашего отца значительно улучшилось. Так что теперь… — он беспомощно развел руками, — не скажу, чтобы я разделял подозрения инспектора Сарджента. Абсолютно это не утверждаю. Говорю лишь то, что я уже не уверен на сто процентов в своем диагнозе. И я настолько Ответственный человек, что без колебаний признаюсь в этом. Должен, однако, допустить возможность, что причиной смерти мистера Френда была чрезмерная доза дигиталиса, который я ему прописал.
— Видите ли, мистер Френд, — спокойно сказал инспектор, — именно это обвинение и выдвигает мистер Моффет. Он навестил меня вчера в моем служебном кабинете и заявил, что, по его мнению, вашего отца отравили.
А вот и петля!
— Вы, конечно, понимаете, мистер Френд, что в этих обстоятельствах я не мог легкомысленно отнестись к заявлению мистера Моффета. Опасаюсь, что до того как закончится дело о наследстве, нужно будет произвести эксгумацию и вскрытие. — Он вытащил из кармана какую-то бумагу и положил её на поручень кресла. — Вот распоряжение об эксгумации. Его должен подписать один из членов семьи. Я полагал, вам будет легче подписать этот документ, чем вашей матери.
Я отчаянно искал нужные слова, но напрасно. С намеком на сарказм, я сказал:
— А что будет, если я заявлю, что считаю обвинения мистера Моффета безосновательными, и не соглашусь, чтобы нарушали покой моего отца для успокоения каких-то глупых, ни на чем не основанных подозрений?
— Я бы советовал вам все же подписать этот документ, мистер Френд. Отказ только вызвал бы подозрение, что вы боитесь результатов вскрытия.
Инспектор Сарджент смотрел на меня проницательными стальными глазами. Я старался выдержать этот взгляд — однако это был не самый приятный момент в моей жизни.