Убийство по-домашнему
Шрифт:
— Я не по своей вине оказался в вашем доме, — сказал я, — и был бы счастлив, если бы не слышал о вашем сыне. Но поскольку, благодаря вам, я вынужден играть его роль, то, наверное, имею право поразмыслить над тем, что он мог и чего не мог сделать?
Марни прыснула коротким невеселым смешком. Селена подошла к миссис Френд и ласково погладила её.
— Мама, любимая! Не будь такой впечатлительной. Он прав. Мы должны быть готовы ко всему. Я, так же как и ты, убеждена, что это абсурд и что отца не отравили. Но если мы обе ошибаемся, то должны считаться с тем, что подозрение упадет на кого-нибудь
Миссис Френд нетерпеливым движением отодвинулась от Селены и резко сказала:
— Не болтай глупости, Селена!
— А может, это ты? — Селена посмотрела на Марни.
— Конечно, я могу признаться, — медленно процедила Марни. — Если маме станет лучше от этого…
— Слышишь, мама? — Селена откинула волосы назад и с невозмутимым спокойствием смотрела на миссис Френд. — Кто еще мог это сделать, как не Горди? Во всяком случае, у него единственного была возможность… и вероятный мотив. Но я, так же как и ты, считаю, что Горди невинен, как ягненок. Только одно меня в этом озадачивает. Если бы это была обычная пьяная выходка, то Горди уже давно должен был вернуться. Ну и… как бы это сказать? Человек никогда не в состоянии предвидеть, что может сделать другой человек, который почти непрерывно «под газом». Я всегда забываю, что это можно называть изысканнее.
В миссис Френд проснулась уязвленная мать.
— Я глубоко убеждена, — горячо заявила она, — что мой Горди никогда… никогда бы намеренно…
— Может, он сделал это нечаянно… — предположила Селена. — Может быть, отец попросил лекарство, а Горди был пьян… Не отсчитал как следует капли и… по ошибке подал ему слишком большую дозу. Потом, когда понял это, испугался и сбежал. Горди всегда удирает в затруднительных ситуациях. — Селена повернулась ко мне. — А ты как думаешь? Разве не могло быть именно так, как я говорю?
— Могло, — сказал я с внутренним убеждением.
Селена рассмеялась так весело, словно все уже прояснилось и уладилось.
— Ну вот! — сказала она.
— Значит, все будем продолжать жить в счастье и достатке, — сказала Марни, иронически глядя на Селену и пуская кольца дыма. — Если уж ты такая сообразительная, может быть, скажешь, что мы должны теперь делать с присутствующим здесь молодым человеком? Мы уговорили его, что он Горди. Что же дальше? Может быть, то, в чем он нас подозревает? Уговорим его взять на себя убийство, которое он не совершал?
— Ну, конечно, любимая, — сладко улыбнулась ей Селена.
Я потерял дар речи.
Селена встала с диванчика, подошла ко мне, села на ковер у моих ног и положила ладони мне на колени. При этом она не переставала улыбаться мне ослепительной улыбкой.
— Любимый, совершенно очевидно, что мы должны теперь сделать! Если ты признаешься полиции, что не являешься настоящим Горди, мы потеряем все шансы вырвать деньги у этого чудовища Моффета и у нас будут огромные неприятности. Ведь все, что мы делали до сих пор, совершенно незаконно, верно? Поэтому ты по-прежнему должен быть Горди. Ведь если результат вскрытия окажется для нас неблагоприятным, нам придется сказать всю правду — и подозрение падет на тебя… Тогда ты просто скажешь честно, что был пьян и мог по невнимательности дать отцу слишком большую дозу лекарства и… — она слегка
— И великодушно простят меня, осыпая утешительными поцелуями, да?
— Почему бы и нет? А кроме того, мы будем очень богаты и сможем тогда дать им кучу денег и новые автомобили, конечно, если в этом возникнет необходимость.
Я никогда не мог понять, является ли эта невероятная наивность Селены просто позой или нет.
— Мне очень жаль, — сказал я, — но я не настолько предан семье Френдов, чтобы отсидеть ради вас десять лет за убийство.
Глаза Селены погрустнели.
— А разве тебе грозило бы что-нибудь подобное?
— Я был бы счастлив, если бы дело закончилось десятью годами.
Селена задумчиво поглаживала мои колени.
— Нет! Я бы этого не вынесла, — с глубоким вздохом сказала она. — Мы должны придумать что-нибудь другое… Но что, любимый?
Несмотря на невеселую ситуацию, я чувствовал, что прикосновение её руки по-прежнему возбуждает меня. Однако теперь это не имело значения, дело выглядело слишком опасным для меня, чтобы еще раз делать из себя козла отпущения. Во всяком случае, я точно знал, что «нужно придумать».
— Если вскрытие ничего не покажет, — сказал я, — я останусь здесь до тех пор, пока не прояснится дело с наследством. Однако в противном случае… можно сделать только одно.
— Что именно? — с любопытством спросила Селена.
— Мне нужно будет исчезнуть отсюда — причем, как можно быстрее.
— Исчезнуть?
— Если уж мы должны говорить совершенно искренне и открыто, — начал я, чувствуя легкое удовольствие от того, что могу, наконец, обходиться чуточку жестче с семьей Френдов, — скажу только одно: я не знаю, кто я, однако мне точно известно, что я не хочу быть козлом отпущения! Если инспектор Сарджент придет к выводу, что это Горди отравил своего отца, и захочет арестовать меня как Горди, я безо всяких оговорок скажу ему всю правду. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, сколько у меня будет хлопот в связи с этим, но в любом случае это спасет меня от газовой камеры.
— А что будет с нами? — взволнованно воскликнула Селена, широко открыв глаза. — Если ты так поступишь, нас обвинят в заговоре и Бог знает в чем еще…
— Именно поэтому, как я сказал, вы должны как можно скорее от меня избавиться.
— Но…
— Конечно, решение не идеально, но в этом пасьянсе не может быть идеального решения. Вы должны спрятать меня так, чтобы полиция не могла найти меня, а потом навести её на след настоящего Горди. Пусть они ищут его. А когда найдут, все будет зависеть от вас.
— Но ведь инспектор Сарджент уже видел тебя! — запротестовала Селена, — Когда он найдет Горди, сразу поймет, что это не тот человек, который подписал обязательство абстиненции.
— Он видел в бинтах. Кроме того, мы с Горди довольно похожи, да и потом, — я рассмеялся, — ты и миссис Френд сумели бы уговорить самого Эйнштейна, что земля плоская. Сумеете уговорить и инспектора, что у него плохое зрение.
Селена надулась.
— Знаешь что… я не думала, что ты такой эгоист…
— Эгоист! Побойся Бога! Разве я уже не достаточно сделал для семьи Френдов?