Убийство по французски
Шрифт:
Дверь открыла Луиза. Де Котиньи унюхал запах розмарина и чеснока. Барашек.
— Добрый вечер, мсье Юбер. — Она взяла у него кейс и пиджак. — Ваша мать...
— Юбер, Юбер? Это ты? — пропищала из гостиной мать.
— Это я. Я. Прости, что так поздно... Это из-за пробок...
Мадам Мирей де Котиньи — вязанки браслетов, шуршащего шелка, позвякивающего жемчуга — энергично шла по коридору, простерев вперед руки. Луиза поспешно посторонилась, и через секунду де Котиньи оказался в крепких объятиях, утонув в ароматах туалетной воды, лака для волос и виски.
Но сегодня вечером она не была настроена на долгие
— Ты слышал? Слышал? Да?
Де Котиньи нахмурился, покачал головой, ничего не понимая.
Это обрадовало ее. Он ничего не слышал. Значит, она первой сообщит ему. Прекрасная, удивительная новость.
— Доде. Мэр. Его хватил удар, — выпалила мадам де Котиньи, хватая сына за руку и увлекая в гостиную. — Тяжелый. Он в Темуане.
Устраиваясь, Юбер принял у Луизы выпивку и попытался сосредоточиться на том, что сказала мать. Доде. Удар.
Она услышала новость утром от Виржинии Лежульян, которая узнала о ней от Клотильды Роллан, побывавшей в резиденции Доде спустя несколько минут после случившегося. Они вместе бросились в больницу, мадам Доде и Клотильда, вслед за каретой «скорой помощи» — мадам Доде слишком слаба, чтобы самой вести машину.
— Прямо утром. В постели. Сначала мадам Доде подумала, что он спит, поэтому на цыпочках вышла из комнаты, решив, пусть подремлет. Она всегда жаловалась, что супруг слишком много работает, нуждается в отдыхе... ты знаешь мадам Доде. Любит задирать нос, а не заниматься делом. Ха!
Мадам де Котиньи взяла сигарету и постучала ею о крышку пачки. Юбер потянулся и дал ей прикурить.
— Значит, после завтрака, прямо перед тем как приехала Клотильда, она возвращается в спальню, чтобы его разбудить. А он в той же самой позе, не двинулся ни на дюйм. Она подходит с его стороны кровати, а у него широко открыты глаза. Рот перекошен, слюна течет, испуганный взгляд. Парализован.
— Кто об этом знает?
— Ну, если ты не...
Юбер прокрутил в голове события дня — встреча с Гуландром из префектуры, ленч с британским консулом, звонки от Массена из совета правосудия, Миссоне из совета по труду, дюжина других. Но никто из них не обмолвился ни словом. Непохоже, чтобы кто-нибудь из них мог что-то слышать. Ни намека, ни шепота. Офису мэра каким-то образом удалось все удержать в руках, но это ненадолго. Еще год до выборов, а Доде вывалился из обоймы. Или готов вывалиться.
Юбер похолодел. Он тут же понял, что у матери на уме. Она хотела, чтобы он примерил сапоги Доде. Выставил свою кандидатуру, начал предвыборную кампанию...
— Ну? — Она подвинулась на краешек дивана и погасила наполовину выкуренную сигарету в пепельнице. — Это твой шанс, Юбер. Кто там еще? Скажи. Видишь, не можешь.
— Я не хочу этого, маман.
— Твой отец тоже не хотел.
Наступила тишина, если не считать равномерного тиканья дедовых часов и отдаленного урчания машин внизу на улице.
— Милый мой, это твой большой шанс. — Она сменила тон, но не направление. — Конечно, если ты на самом деле не хочешь...
Мадам де Котиньи не закончила фразу, переведя внимание на складки юбки. Глубоко обижена, глубоко разочарована, но все понимает.
Это всегда ее первый ход, Юбер знал по опыту. Но далеко не
Он ждал, когда она продолжит. Мать не обманула его ожиданий.
— Твой отец ни минуты не сожалел об этом. Ты знал? — Она почти всхлипнула при воспоминании. — Он думал, что будет ненавидеть это, но полюбил. Это в крови, понимаешь? И от этого никуда не денешься, мой милый... — Теперь она увещевала, но мягко, тихо. Потом ее тон стал резким, почти холодным. — Но, как я сказала, если ты действительно намерен оставаться в этом... как его? В планировании...
Мадам де Котиньи точно знала, чем занимается Юбер. Ненавидела даже мысль об этом. С трудом произносила это слово. Планирование? Для де Котиньи? Не более чем заштатная должность. Политический застой. Полезная, конечно, для движения наверх, но не на пять же лет. В Марселе есть единственная достойная должность, своевременно освободившаяся этим утром, и она хотела, чтобы это кресло получил ее сын. Мэр. Настало время для Юбера подниматься в этом мире наверх. С их связями они не могут ошибиться. Если бы только сын был сильнее, ближе к реальной политике...
— Посмотри на Ширака, — гнула свое она. — Он был мэром.
— Парижа, маман.
— Марсель, Париж... Какая разница? Это первый шаг. Важный шаг. Тут или там, не имеет значения. — Ее голос вдруг стал мягким, почти неуверенным. — Я знаю, твой отец захотел бы этого. Он был бы так горд...
Тихонько постучав, Луиза заглянула в гостиную и объявила, что обед подан. Мадам де Котиньи допила свое виски, и Юбер встал, чтобы проводить ее в столовую.
Конечно, новость о Доде — потрясающая. Но, отодвигая для матери стул и помогая ей сесть, одну вещь де Котиньи знал наверняка. Даже если бы он захотел, у него нет возможности выставить свою кандидатуру на пост мэра. Сейчас уж точно. После того, как он просмотрел ту видеокассету.
После обеда мать изложила свои планы по его продвижению, но Юбер слушал вполуха. Мыслями он все время возвращался к той осаде в кабинете три дня назад с непрошеным гостем. Он словно наяву опять видел его, высокого, с темным лицом, копной мягких черных волос, в изысканной одежде, с понимающей улыбкой и мягкими разъяснениями. Знакомое лицо, он будто видел его где-то...
Потом кассета, вставленная в видеоплейер, — та квартира на Кур-Льето. Он узнал ее сразу. Мелькание тел, удары палкой, хриплые стоны на звукозаписи... Это сопровождалось простым требованием, что надо тому человеку, в то время как на экране менялись изображения. Будто у него, де Котиньи, была альтернатива, когда он смотрел свою игру с нарастающим, леденящим душу ужасом. А если бы гость узнал всю историю? — подумал де Котиньи. Хотя кто сказал, что он не выяснит все до конца?
А теперь, если мать добьется своего, в невольниках у незнакомца будет не только руководитель городского планирования . Если Юбер сделает то, чего она хочет, — выставит свою кандидатуру на пост мэра и будет избран, — тот парень получит на стол еще большую рыбу. Об этом не могло быть и речи. Но Боже, как рассказать обо всем матери?
Мадам де Котиньи помогла ему надеть пиджак, передала кейс и поцеловала на прощание. Она погладила его по щеке, ласково, с гордостью...
Ей не нужно ничего говорить. Но он должен сказать. И, застегивая пиджак, Юбер пообещал ей подумать. Как и ожидалось, на глазах у матери выступили слезы.