Убийство по-китайски: Золото
Шрифт:
— Молодец! Молодец!
— В чем дело? — против воли заинтересовавшись, спросил судья Ди.
— Судья сказал, — козлиная бородка старшины Хуна дрожала от возбуждения, — что от старшего брата пахнет миндальным молочком! Старик отец знал, что старший сын, убив его, уничтожит и все свидетельства, какие может оставить убитый. Поэтому старик и сообщил о миндале. Миндаль — вот настоящий ключ к разгадке, потому что старший брат очень любил миндальное молоко!
— Недурно! — заметил судья Ди. — Я-то думал…
Но тут оркестр,
Судья Ю смотрел на них, сверкая белками глаз. Он сердито мотал головой, отчего бирюльки на маковке его шляпы сверкали в резком свете цветных фонариков. Оркестр звучал чуть слышно; напряженность росла и передалась судье Ди.
— Говорите же, ваша часть! — проорал в нетерпенье толстяк.
— Заткнись! — к великому своему удивлению, услышал судья Ди свой собственный голос.
Громко ударили гонги. Судья Ю поднялся. Он выхватил грамоты из рук истцов, а затем вручил каждому бумагу другого. И воздел руки в знак того, что решение принято. Оба вельможи в недоумении таращились на свои бумаги.
Зрители оглушительно рукоплескали. Толстяк повернулся к судье и начал поучительным тоном:
— Ну что, ты опять не понял, да? Эти двое…
И тут же смолк. И челюсть у него отвалилась. Он узнал судью.
— Я все полностью понял, благодарю вас! — чопорно ответил судья.
Он встал, стряхнул с коленей апельсиновые корки и стал проталкиваться сквозь толпу. Старшина Хун последовал за ним, бросив последний тоскливый взгляд на сцену, где перед судейским столом уже стояла актерка, та самая, что указала им их места.
— Это действо о девушке, переодевшейся мужчиной, — сказал он. — Очень интересное, ваша честь!
— Нам пора возвращаться, Хун. — На этот раз судья был неумолим.
Они шли по запруженной народом улице, когда судья Ди внезапно сказал:
— Так оно всегда бывает, Хун: ждешь одного — получаешь совсем другое! Признаться, когда я был школяром, я представлял работу судьи чем-то вроде того, чем сейчас на сцене занимался старина Ю. Я думал так: вот сяду я на свое судейское место, снисходительно выслушаю всякие длинные, запутанные истории, хитросплетения лжи и противоречивых показаний. А потом вдруг обнаружу в них слабое место и немедленно произнесу приговор, повергнув в смятение преступника! Да, Хун, теперь-то я знаю, как это происходит на самом деле.
Они засмеялись и продолжили путь назад, к управе.
Вернувшись
— Завари мне хорошего чаю покрепче, Хун! И себе также. Потом подготовь мое парадное облачение. Хотя мне не очень-то хочется идти на эту церемонию в Храм Белого Облака. Я бы предпочел остаться здесь и поразмыслить вместе с тобой о нашем деле. Но тут ничего не поделаешь!
Старшина заварил чай, судья сделал несколько неторопливых глотков. Затем сказал:
— Знаешь, старшина, теперь я начинаю понимать твое увлечение театром. Надо бы нам почаще бывать на представлениях. Сначала все кажется очень запутанным, а потом, как только прозвучат ключевые слова, все становится вдруг кристально ясным. Жаль, что с нашим делом об убийстве так не получится!
И он в задумчивости стал теребить усы.
Тем временем Хун, осторожно извлекая из кожаного короба парадный головной убор судьи, говорил:
— А то действо я уже видел прежде. Там дело в переодевании…
Однако судья Ди как будто вовсе не слушал его. Вдруг он грохнул кулаком об стол.
— Хун! — вскричал он. — Я, кажется, нашел! Всевластное Небо, если это так, я должен в этом убедиться немедленно! — И, поразмыслив еще немного, приказал: — Подай мне карту уезда!
Старшина поспешно расстелил на столе большую карту с рисунками. Судья Ди глянул на нее и кивнул головой.
Затем он вскочил и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину и насупив свои густые брови.
Хун не отрываясь следовал за ним взглядом. А судья все ходил и ходил из угла в угол, покуда наконец не остановился.
— Да, все так и есть! Все совпадает! Теперь за работу, Хун. Сделать нам надо многое, а времени осталось очень мало!
Глава семнадцатая
Набожный настоятель проводит великолепную церемонию; философ-скептик утрачивает свой лучший аргумент в споре
Мост Небесной Радуги за восточными воротами был освещен рядами больших фонарей; их цветные огни отражались в темной воде протоки. Вдоль дороги, ведущей к Храму Белого Облака, на высоких шестах висели гирлянды веселых цветных фонариков, а сам храм сверкал, озаренный факелами и масляными плошками.
На мосту, как заметил сидящий в паланкине судья Ди, народу почти не было. Час церемонии пробил; горожане уже собрались в стенах храма. Сопровождали судью только трое его помощников и два пристава. Старшина Хун сидел напротив него в паланкине, Ма Жун и Цзяо Дай ехали верхом, а два пристава во главе шествия несли на шестах два цветных фонаря с надписью «Управа Пенлея».
Паланкин внесли по широкой мраморной лестнице к вратам. Сюда уже долетали звуки тарелок и гонгов, сопровождавших монотонный монашеский хор, поющий буддийские молитвы. Из ворот пахнуло тяжелым ароматом индийских благовоний.