Убийство по Шекспиру (Коварство без любви)
Шрифт:
– Меня театральная возня не интересует, – сухо сказала Анна.
Два глаза спрута пронизали ее насквозь. Аннушке стало не по себе, словно в чем-то провинилась перед ним. Выдержать взгляд его не получилось, потупилась, слушая голос Юлика:
– Но ведь тебе все равно влили в уши, что Эра моя любовница. Грустно. Потому что ей семьдесят лет, в таком преклонном возрасте нет тяги к сексу. Между нами разница в тридцать лет, я и она на одном матраце – это смешно. Но нет, люди любят копаться в чужом белье, им приятно думать, что кругом разврат. Смешно...
– Зачем вы
– А черт его знает, – устало вздохнул Юлик и отпил пару глотков. Только после этого Анна решилась пригубить стакан. – Иногда хочется поделиться... а не с кем.
Он поднялся, Анна тут же вскочила. И вдруг... В первый момент она не поняла, что произошло, лишь успела хватить ртом воздуха, который задержался в верхней части легких, вызвав удушье. Но возможно, удушье вызвал привкус аперитива с сигаретами вперемежку, мокрый клюв спрута и его щупальца, сжимавшие Анну до боли. Этот внезапный порыв, имитирующий дикую страсть, привел ее в смятение, руки и ноги одеревенели, голос пропал. А Юлик продвигался с нею к кровати, толкнул Анну, та, как безвольный тюфяк, упала, не издав ни звука. Очевидно, молчание и покорность Аннушки Юлик воспринял по-своему. В следующий миг навалился сверху, елозил по телу щупальцами, вызывая у Анны омерзение.
– Прошу вас... пожалуйста... – удалось ей выговорить и упереться руками в грудь Юлика, когда он снова вознамерился мокрым клювом впиться в ее губы.
Он запрокинул назад голову, глубоко вдыхал, так сказать, укрощал нечаянно нахлынувшую страсть, затем поднялся:
– Извини, я сорвался.
Юлик прошелся по комнате, остановился у окна; Аня на подоконнике держала косметичку и пафюмерию, повертел в руке флакон с туалетной водой и повторил:
– Извини.
Анна лежала на кровати, словно ее кто приковал. Юлик взял дипломат, направился к двери, а у порога бросил через плечо:
– В связи с непредвиденными обстоятельствами мы срочно берем в работу новую пьесу, уже созвонились с режиссером. Тебя ждет бенефисная роль... До встречи.
Ушел. Анна лежала еще некоторое время, переваривая в уме этот странный визит. Поднявшись, прошлась по комнате, ежась и растирая руками предплечья. На столе остались бутылка аперитива, стаканы. Припомнила мокрые губы, липкие руки... и помчалась в общую ванную комнату чистить зубы.
3
Яна забросила книги, болтала с Толиком, который старательно развлекал ее:
– Слушай еще. «Дипломат» – дипломатичный мат. «Барбос» – хозяин бара. «Кашалот» – овсянка на аукционе. «Придурок» – охраняющий дурака. Это все я сам придумал. Послать, что ли, в газету? Еще. «Лизоблюд» – проголодавшийся...
Не на все «залипухи» Яна реагировала одинаково, но смеялась, чтобы не обидеть Толика. Вскоре и «залипухи» иссякли, а Степа все не возвращался. Яна, зевая, уставилась в окно. И тут заметила актрису Башмакову с мальчиком лет шести. Они пришли на детскую площадку, мальчик тут же залез на горку, а Нонна села на скамью, достала книгу, но не читала, смотрела в землю. Яна схватила авторучку и учебник, выпрыгнула
– Я сейчас.
– Янка, не отходи далеко, а то твой Степа ждать не станет, – предупредил он.
Она отмахнулась, мол, подождет, никуда не денется, и двинула на штурм Башмаковой. Когда Яна рассказывала Микулину о том, как пили лимонад Фердинанд и Луиза, актеров на сцене не было, значит, Башмакова не видела ее в театре. Редкому человеку удается устоять против лести, Яна вооружилась ею:
– Здравствуйте! Вы Башмакова Нонна?
– Да, – подняла та лицо с рассеянным взглядом.
– Ой! – расплылась Яна в восторженной улыбке. – Вы моя любимая артистка. Я вас просто обожаю! (Сработало, лицо Нонны покрылось румянцем удовольствия.) А вы не могли бы дать автограф? Напишите вот здесь, прямо на учебнике, а то у меня ничего больше нет. Буду открывать учебник и вспоминать вас...
Надо полагать, в этом городе редко просят автографы, потому что Нонна воодушевленно засуетилась, взяла авторучку, тут же уронила ее, потом упала книга с ее колен. Она смущенно рассмеялась, извинившись за неловкость. Наконец раскрыла учебник и спросила, приготовившись писать:
– Вас как зовут?
– Яна. Я смотрю все ваши спектакли... – и наклонила голову, читая надпись Башмаковой. – И папа вас любит, и мама... Я была на последнем спектакле «Коварство и любовь». Классно играли! Я обрыдалась.
На мгновение авторучка замерла в руке Нонны, затем продолжила выводить неразборчивые закорючки. Собственно, Яна сама не знала, зачем вынуждала актрису на разговор, от скуки, наверное:
– Какой у вас изящный почерк! А я пишу ужасно, меня все ругают. Спасибо. «Очаровательной Яночке с пожеланиями счастья и любви. Актриса Нонна Башмакова». Обязательно покажу дома, – и, вместо того чтобы с трофеем уйти прочь, присела на скамью. – А когда снова будете играть «Коварство и любовь»? Я хочу еще сходить.
После шквала похвал заискрившиеся счастьем глаза Нонны потускнели, между бровями обозначились страдальческие складки.
– Боюсь, вы видели последний спектакль, – ответила она.
– Какая жалость. А почему? – расстроилась Яна, играя не хуже профессиональной артистки. Но говорят, в жизни играть умеет каждый. Неожиданно ахнула, прикрыла ладошкой рот, вытаращила глазки. – Неужели это правда? Я подумала, что лгут, как всегда сплетни распускают про театр...
– Какие сплетни? – насторожилась Нонна.
– Вчера мне знакомая говорит: «Представляешь, двоих артистов отравили прямо на спектакле». Я сначала подумала, что отравили вас...
– Меня? – испуганно встрепенулась Нонна. – Почему меня?!
– Ну как же! Вы такая замечательная артистка! Я подумала, что ваша соперница —ведь в театре полно завистниц – подсыпала вам яда, чтобы играть все ваши роли.
– Нет, – поежилась Нонна, – меня, к счастью, не отравили.
– Ну так вот. А когда узнала, на каком спектакле это случилось, успокоилась, что не вас... ну и посмеялась... немного. Я ей говорю: «Ты что! Я видела спектакль собственными глазами. Там все остались живы»! Так никого не отравили, никого?