Убийство под аккомпанемент
Шрифт:
Констебли поддерживали Морри, пока доктор Кертис не без труда запихивал дирижера в приталенное пальто. В ходе этой борьбы на пол выпала дирижерская палочка Морри. Выйдя из офиса, Хэн ее подобрал.
— Видя его таким, вы ни за что бы не подумали, — сказал он, печально ее рассматривая, — какой прекрасный он был дирижер.
Доктор Кертис зевнул.
— Эти ребята уложат его в постель, — сказал он. — Я поехал, если больше вам не нужен, Рори.
— Конечно, поезжайте.
Шаркающая процессия скрылась в фойе. Фокс вернулся в офис и прикрыл за собой дверь.
— Хорошо же отправляется
— Они будут крайне тактичны, — откликнулся Аллейн. — Присядем.
Скелтон ответил, что так насиделся, что у него заднее место онемело.
— Давайте уже к делу, Бога ради. С меня хватит. Что у вас?
Аллейн достал блокнот.
— Мне нужна дополнительная информация. И думаю, вы можете ее предоставить. Но конечно, давайте сразу к делу.
— Почему я? Я знаю не больше других.
— Вот как? — неопределенно переспросил Аллейн. Он поднял глаза. — Как по-вашему, каков из лорда Пастерна барабанщик?
— Отвратительный. Ну и что?
— Остальные были того же мнения?
— Они знали. Разумеется. Это дешевая шумиха. Потрафить снобам. — Сунув руки в карманы, он начал расхаживать взад-вперед, погоняемый, по всей видимости, обидой. Аллейн ждал.
— Когда случается нечто, — громко объявил Скелтон, — вот тогда видно, насколько прогнило все общество. Я не стыжусь моей работы. И с чего мне, черт побери, стыдиться? Она мне интересна. Она не проста. Она требует труда, усердия, и если кто-то вам скажет, что шедевры в нашем жанре пустяк, несет околесицу. В нем что-то есть. Он лихой и умный, и надо крепко мозгами раскинуть прежде, чем хорошо сыграешь.
— В музыке я не разбираюсь, — дружелюбно признался Аллейн, — но могу себе представить, что с технической точки зрения ваша бывает почти чисто интеллектуальной. Или я глупости говорю?
Скелтон уставился на него свирепо.
— Вы недалеки от истины. Многое из того, что мы играем, конечно, пошлятина. Им, — он дернул головой в сторону пустого ресторана, — такое нравится. Но есть и другое, вот-вот, совсем другое. Будь у меня возможность выбирать, я играл бы в группе, которая делает что-то действительно стоящее. В стране, которой управляли бы по-честному, я мог бы выбирать. Я мог бы сказать: «Вот на что я способен, и это лучшее, на что я способен», — и меня направили бы по нужным каналам. Я коммунист, — объявил он громко.
Аллейну внезапно и живо вспомнился лорд Пастерн, но он промолчал, и после паузы Скелтон продолжил:
— Я сознаю, что работаю на самую гнилую часть сбрендившего социума, но что поделаешь? Это моя работа, приходится принимать ее как есть. Но случившееся сегодня? Уйти со сцены и дать придурковатому старому лорду выставлять себя на посмешище за моим инструментом да еще позволить уйму заезженных эффектов подпустить… Что, похоже, что мне нравится? Где мое самоуважение?
— А как так вышло? — спросил Аллейн.
— Морри устроил, потому что… — Осекшись, он накинулся на Аллейна. — Эй! — взревел он. — Чего ради все это? Что вам надо?
— Как и лорду Пастерну, — беспечно ответил Аллейн, — мне нужна правда. Вы сказали, все устроил Морено… Из-за чего?
— Я же вам говорил — чтобы
— И остальные согласились?
— У них нет принципов. О да. Они-то руками-ногами уцепились.
— Ривера, скажем, против этой мысли не протестовал?
Скелтон ярко покраснел.
— Нет, — буркнул он.
Аллейн заметил, как его карманы оттопырились из-за сжатых в них кулаков.
— Почему?
— Ривера ухлестывал за девчонкой. Приемной дочкой Пастерна. Он всячески хотел выставить себя героем перед стариком.
— И вы из-за этого очень рассердились, так?
— Кто говорит, что я рассердился?
— Морено так сказал.
— Ха! Еще один продукт нашей так называемой цивилизации. Только посмотрите на него.
Аллейн спросил, известно ли ему, что Морри употребляет наркотики. Скелтон, похоже, разрываясь между желанием фанатика выложить все начистоту и смутной настороженностью, заявил, что Морри дитя своего времени и обстоятельств. Он побочный продукт, сказал Скелтон, циничного и лишенного идеалов общества. Фразы падали с его губ с размеренностью скандируемых лозунгов, а Аллейн слушал и наблюдал, чувствуя, как в нем пробуждается любопытство.
— Мы все знали, — говорил Скелтон, — что он глотает какие-то таблетки, чтобы не скопытиться. Даже он знал, я про старого Пастерна. Он как-то пронюхал и, надо думать, выведал, откуда они берутся. Сразу было видно. Морри чертовски переменился. По-своему он был неплохим малым. Немного шутник. Всегда нас разыгрывал. Он и с даго из-за этого поссорился.
— Вы про Риверу?
— Ну да. Морри раньше обожал розыгрыши. Запихивал пищалку в саксофон или прятал колокольчик в рояль. Ребячество. Он как-то добрался до аккордеона Риверы и натолкал клочков бумаги между клавишами, чтобы их заклинило. Только на время репетиции, разумеется. Ривера вышел во всем великолепии, напомаженный, набриолиненный, растянул аккордеон. И… ничего, ни звука. Морри расплылся в улыбке, так что чуть щеки не треснули, а «Мальчики» хмыкали. Трудно было не расхохотаться. Ривера чуть зал не разнес, вышел из себя и вопил, мол, сейчас же уходит. Морри пришлось адски потрудиться, его успокаивая. Та еще была проделка.
— Розыгрыши… — протянул Аллейн. — Странное увлечение, на мой взгляд.
Скелтон глянул на него проницательно.
— Эй, только не заберите себе чего в голову. Морри в порядке. Морри ничего подобного бы не выкинул. — Он коротко рассмеялся и с отвращением добавил: — Морри пришил Риверу! Маловероятно.
— Но наркозависимость… — начал Аллейн, и Скелтон раздраженно его прервал:
— Вот вам, пожалуйста! Я же говорил, мы все знали. По воскресеньям он отправлялся на вечеринки с какой-то компанией.
— Есть идеи, кто это был?
— Нет, я никогда не спрашивал. Мне неинтересно. Я пытался ему сказать, что он себя до беды доведет. Однажды пытался. Ему это не понравилось. Он мой босс, и я заткнулся. Я все бросил бы и ушел в другой оркестр, но привык работать с этими ребятами, а они играют лучше многих.
— Вы никогда не слышали, где он берет наркотики?
— Слышать-то никогда не слышал, разумеется.
— Но возможно, у вас есть догадки.
— Возможно.
— Поделитесь со мной?