Убийство под аккомпанемент
Шрифт:
— Скажите, чтобы подали вам завтрак, — распорядился он, не оборачиваясь, а после медленно вышел и стал подниматься к себе.
Аллейн крикнул ему вслед «спасибо» и кивнул стоявшему на площадке Марксу. Маркс последовал за лордом Пастерном наверх.
Вернувшись в кабинет, Аллейн закрыл окно, огляделся в последний раз, собрал саквояж Фокса и, вынеся его на площадку, закрыл и опечатал дверь. На площадке Маркса сменил другой полицейский в штатском.
— Привет, Джимсон, — сказал Аллейн. — Только что пришли?
— Да, сэр. Заступил на смену.
— Кого-нибудь из слуг видели?
— Горничная только что поднялась наверх,
— Естественно, — сказал Аллейн. — Хорошо. Держитесь как можно тактичнее, сами понимаете, но ничего не упустите.
— Есть, сэр.
Перейдя площадку, он толкнул двери бального зала, где Томпсон и Бейли как раз собирались уходить. Аллейн осмотрел ряд стульев вокруг рояля и лист писчей бумаги, который нашел Бейли. На нем была карандашом написана программа выступления оркестра на прошлый вечер. Бейли указал на тонкий слой пыли на крышке рояля и объяснил Аллейну, где были найдены отчетливые следы револьвера, французского зонта и зонтов попроще. Бейли с Томпсоном сочли довольно странным, что столько пыли успело осесть после того, как эти предметы забрали. Не так уж и странно, предположил Аллейн, учитывая, что лорд Пастерн, по собственному его заявлению, выстрелил в бальном зале холостым патроном, а это, вероятно, стрясло уйму пыли с очаровательной, но вычурной лепнины на потолке.
— Это для нас большая удача, — пробормотал он. — Чьи отпечатки вокруг следов деталей французского зонта? Не говорите, — устало добавил он, — его светлости?
— Вот именно, — ответили хором Бейли и Томпсон. — Его светлости и Морри.
Аллейн попрощался с ними, а после опечатал и бальный зал тоже.
Вернувшись в гостиную, он забрал шкатулку для рукоделия леди Пастерн, задумался, не запереть ли и эту комнату тоже, но решил, что лучше не надо. Потом, оставив свою поклажу под присмотром полицейского на площадке, он спустился на нижний этаж. Было шесть утра.
В столовой уже накрыли к завтраку. Вазу с белыми гвоздиками, как он заметил, переставили на буфет. Когда он остановился перед портретом какого-то былого Сеттиньера, несколько похожего на лорда Пастерна, то услышал за дверью для слуг приглушенные голоса. Слуги, наверное, перекусывают. Толкнув незапертую дверь, он очутился в служебном коридорчике, дверь в дальнем конце которого вела, по всей очевидности, в холл слуг. Оттуда явственно доносился лучший из утренних запахов — запах свежесваренного кофе. Он уже собирался двинуться вперед, когда голос, громкий, решительный и заметно встревоженный, произнес очень медленно.
— Parlez, Monsieur, je vous en prie, plus lentement, et peut etre je vous er er… comprendari… Нет, черт меня побери, je vous pouverai… [31]
Толкнув дверь, Аллейн обнаружил мистера Фокса, уютно устроившегося с чашкой дымящегося кофе в окружении Спенса и стайки очень внимательных дам, перед ними восседала смуглая внушительная личность при полных регалиях шеф-повара.
Повисла краткая тишина, пока Аллейн созерцал эту сцену, и после крошечной заминки Фокс встал.
31
Говорите, мсье, просил я вас медленнее и чуточку… я вас… понимать… нет, я вас прошу… (фр.)
— Возможно,
Аллейн опустился на стул, который пододвинул ему Уильям, и в упор уставился на подчиненного. Фокс ответил добродушной улыбкой.
32
Это мсье… э… начальник… инспектор Аллейн, мсье (фр.).
— Я как раз собирался уходить, сэр, — сказал он, — когда случайно наткнулся на мистера Спенса. Я знал, что вам захочется сообщить этим милым людям о наших маленьких затруднениях, и вот я тут.
— Подумать только, — пробормотал Аллейн.
Методы Фокса по ту сторону обитой зеленой бязью двери славились по всему Ярду. Но сейчас Аллейн впервые видел их в действии и внезапно сообразил, что тонкий флер экзотичности уже стерся, и уничтожило его как раз его собственное появление. Атмосфера праздника сменилась чопорным холодком. Спенс встал, горничные неловко ерзали на краешках стульев. Фокс основательно тут потрудился, но, очевидно, будучи в невинности своей снобом, очень уж расхваливал начальника, и теперь все обращались к нему с почтительным «сэр».
— Ну, если мистер Фокс уже тут поработал, — весело сказал он, — мне нет нужды беспокоить вас понапрасну. Такого кофе я много лет не пробовал.
— Премного благодарен. Я польщен, — отозвался мсье мистер Дюпон на беглом английском. — В настоящий момент, разумеется, невозможно достать свежие зерна тогда, когда пожелается.
— Разумеется, — эхом откликнулась мадемуазель Гортанз, и остальные зашелестели в подтверждение.
— Полагаю, — добродушно пророкотал Фокс, — его светлость весьма разборчив в кофе. — И подпустил располагающе: — Привередлив во всем, рискну я сказать?
Лакей Уильям сардонически засмеялся и осекся под взглядом Спенса. Фокс продолжал болтать, мол, нет-нет, разумеется, в кофе разборчива ее светлость. Она ведь той восхитительной национальности, что и мадемуазель Гортанз и мсье Дюпон. Он попытался произнести этот комплимент по-французски, запутался и объяснил Аллейну, что мсье Дюпон давал ему урок. Мистер Аллейн, сообщил он затем честной компании, говорит по-французски, как урожденный француз. Подняв глаза, Аллейн заметил, что Спенс смотрит на него с некоторой тревогой.
— Боюсь, все это вам весьма докучно, — сказал Аллейн.
— Не в том дело, сэр, — медленно отозвался Спенс. — Не буду отрицать, случившееся прибавляет нам хлопот… Невозможность выполнять наши обязанности, как заведено…
— Уверена, — вмешалась мисс Паркер, — даже не знаю, что ее светлость скажет по поводу второго этажа. Что все оставили как было! Очень, очень неловко.
— Вот именно. Но больше всего тревожит, — продолжал Спенс, — неведение… Что случилось? Почему полиция в доме? И так далее, сэр. И только оттого, что гости этого дома случайно оказались в ресторане, когда скончался этот мистер Ривера.