Убийство полицейского

Стаут Рекс

Правое плечо Пэрли непроизвольно дернулось — порыв, вызванный желанием схватить меня за шиворот и хорошенько встряхнуть. Но он с ним справился, так что у меня не было оснований негодовать.

— Как-нибудь в другой раз, — проворчал он, сжимая челюсть и тут же разжимая ее. — Ее нашли на полу кабинки без сознания — после удара по голове. Мы привели ее в чувство. Теперь она может говорить, но не желает. Не желает отвечать на наши вопросы. Говорит, что не знает нас и не верит нам и не станет разговаривать ни с кем, кроме ее друга — Арчи

Гудвина. Так что… Вы давно знакомы?

— Очень трогательно, — сказал я с чувством. — До сегодняшнего дня я едва смотрел в ее сторону. Ни разу не заговаривал и, практически, не был знаком. Даже ни разу не делал у нее маникюра. Единственная беседа, которая у нас состоялась, происходила сегодня на твоих глазах. Но, посмотри, что она при этом говорила, и что творится теперь… Разве удивительно, что я такого высокого мнения о собственной персоне?

— Послушай, Гудвин, мы ищем убийцу!

— Я это знаю. И готов помогать решительно во всем!

— Ты не встречался с ней вне парикмахерской?

— Никогда.

— Возможно, но это надо будет проверить. А сейчас ты нам нужен, чтобы заставить ее говорить. Будь она неладна! Затыкает всем нам рты, никакие доводы на нее не действуют. Ну, идем!

Я схватил его за локоть.

— Обожди! Если она стоит на том, что будет говорить только со мной, мне нужно подготовиться. Обдумать вопросы. И я должен, наконец, толком знать, что произошло!

— Да-а-а…

Пэрли хотелось поскорее приступить к допросу, но он видел, что мои требования вполне разумны.

— Нас оставалось всего трое. Я находился тут, в передней части, а Джофф и Салливан сидели на стульях. Все мастера работали, клиентов было порядочно. Фиклер ходил и ныл, всем надоел. Я почти все время висел на телефоне. Мы выжали здесь все, что могли. Почти безрезультатно.

— Где находилась Жанет?

— Я все расскажу… Торакко, это Филипп, закончил со своим клиентом, в его кресло сел другой. Он пожелал сделать маникюр, и Торакко позвал Жанет, но она не откликнулась и не вышла. В это время Фиклер помогал одеваться уходящему клиенту. Торакко пошел за перегородку за Жанет. Девушка лежала на полу своей кабинки. Туда она прошла минут за пятнадцать до этого, возможно, за двадцать.

Как я считаю, все они за это время побывали за перегородкой — хотя бы по разу.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— Отчаянный поступок, верно?

— Я уже сказал: я в это время много разговаривал по телефону. Джофф и Салливан должны были следить за порядком в зале, так что они не бегали по пятам за каждым мастером. Ты прекрасно знаешь, в каком мы восторге от того, что ее стукнули по голове, когда на посту находилось трое полицейских.

— Серьезное увечье?

— К счастью, не очень. Даже нет необходимости отправлять ее в больницу. Доктор разрешил оставить ее здесь. Жанет ударили по голове с правой стороны бутылкой, взятой с полки у перегородки, находящейся в шести футах от ее кабинки. Бутылка большая и весьма тяжелая:

заполнена маслом. Она лежала тут же, на полу.

— Отпечатки?

— Ради бега, избавь меня от азбучных истин… У напавшего на руке было полотенце, салфетка или что-то в этом роде.

— Одну секунду… Что сказал врач? Ты спросил его, можно ли ее сейчас допрашивать?

— Врач позволил. Иди же, не теряй напрасно времени!

Решив, что я располагаю достаточной базой для разговора, я пошел следом за Стеббинсом. Пока мы шли к перегородке, все мастера и полицейские смотрели на меня широко раскрытыми глазами, но ни один из них не ухмылялся и даже не смел улыбнуться. Фиклер являл собой воплощенное уныние.

До этого я ни разу даже не заглядывал за перегородку. Оказывается, она делила зал почти пополам. Напротив находились стерилизаторы, кипятильник, фены и прочее оборудование, а за ними — ряд шкафчиков и полок.

За широким проходом были маникюрные кабинеты. Их было четыре, хотя я ни разу не видел в парикмахерской больше двух маникюрш.

Когда мы проходили мимо первой в ряду кабинки, я машинально заглянул внутрь и увидел Тома, седого мастера, который сидел за столиком напротив инспектора Кремера. Заметил меня, Кремер поднялся. Мы с Пэрли прошли дальше, к третьей кабинке. Сразу же следом за нами туда пошел и Кремер.

Кабина была большой, примерно восемь на восемь, но сейчас ее переполняли люди. Помимо нас троих и мебели, в ней находился детектив в штатском, а на стульях у правой стены лежала на спине Жанет Шталь: под голову ей была подсунута кипа полотенец. Не меняя позы, она повела глазами, чтобы взглянуть на вошедших. Как ни странно, выглядела Жанет просто обворожительно.

— Вот ваш друг Гудвин, — сказал Пэрли, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал сочувственно.

— Ну, что у нас случилось? — спросил я, будто добренький старичок-доктор.

Длинные, густые ресницы затрепетали.

— Вы? — выдохнула Жанет.

— Да, ваш друг — Арчи Гудвин.

Я придвинул единственный свободный стул и сел, глядя ей в лицо.

— Как вы себя чувствуете? Ужасно?

Нет. Я вообще ничего не чувствую. Я утратила способность что-либо чувствовать.

Я взял ее руку, нащупал пульс и уставился на часы. Через тридцать секунд я заявил, что пульс у нее не плохой. И попросил разрешение осмотреть голову.

— Только очень осторожно.

— Если будет больно, кричите.

Я разобрал пальцами ее чудесные каштановые волосы и нежно, ни весьма тщательно ощупал череп. Она закрыла глаза, один раз поморщилась, но даже не застонала.

— Солидная шишка и только, — заявил я под конец. — Некоторое время вам будет трудно причесываться. Хотел бы я самолично вправить ноги тому ублюдку, который это сделал. Кто он?

— Отошлите их всех прочь, тогда расскажу.

Я повернулся к своей свите.

— Идите-ка вы все отсюда… Если бы здесь был я, такого бы не случилось! Оставьте нас!