Убийство после сдачи номера в печать
Шрифт:
Пришел и Бришо.
— Прямо в живот, — тихо сказал он.
— Он его зарезал, погляди, Пьер, ради бога, он зарезал его! — кричала девушка у окна.
— Тот скот хотел долбануть его по голове разводным ключом вместо того, чтобы сломать руку, — начал было объяснять юноша, но, посмотрев на девушку, замолчал.
Снаружи слышался вой сирены, потом появился маленький серый полицейский автобус. Он двигался медленно, чтобы никого не задавить. Из него вышли полицейские в темно-синей форме. Лица у них были усталыми. Они переписали свидетелей, вызвали «скорую» к раненому, надели наручники на водителя «строена» и увели его. Обе машины поставили
Официант принес счет. Шарль расплатился. Девушка, что сидела за соседним столиком, прошла в туалет, чтобы привести себя в порядок. На ней была юбка с разрезами. Официант с мелкой сдачей в руке на мгновение приостановился, пока мимо него не продефилировали полные ножки.
Оба приятеля надели пальто. Альбер сделал это осторожно, чтобы не выронить из кармана револьвер. Затем вышли на улицу. Помахали детективу в штатском, который со скучающим видом выслушивал низенькую жестикулирующую женщину. Детектив в ответ махнул им. Бришо вынул сигарету.
— Да, пырнуть ножом — пара пустяков, — сказал он. — Но вот кто забил до смерти Дюамеля?
— Его я уж как-нибудь, да отыщу, — ответил Альбер. — Но скажи ты мне, почему все женщины писали этому типу письма? Ведь они же не на другом берегу океана живут… Все парижанки. Это ты понимаешь?
Бришо поднял на него глаза.
— Разумеется, понимаю. Я осмотрел квартиру. У Дюамеля не было телефона.
— Да оставь, пожалуйста, — сказала Марта и погладила Альбера по щеке. — Ты не виноват.
— Как бы не так! — ответил Альбер. — Не поленись мы вмешаться, могли бы предотвратить беду. Нам неохота было вставать с тех проклятых стульев, а в результате человека пырнули ножом в живот.
Он начал горячиться и почти кричал.
— Вовсе не из-за этого, — терпеливо ответила жена.
— Знаешь, чем позже решишься, тем труднее. Если подойти сразу, все можно мирно уладить. Пока те выли, как шакалы, и угрожали друг другу, тоже не поздно было действовать, только следовало соблюдать осторожность. И проследить, чтобы они не уехали одновременно. Но когда драка уже началась. — он махнул, рукой.
— Не можешь же ты увещевать каждого драчуна. Тогда тебе весь день ничего другого и делать не придется. Только этим и будешь заниматься.
— В том-то и дело, — сказал Лелак. — А ведь, может, именно так и надо.
Он встал и пошел вслед за Мартой на кухню. Ему хотелось, чтобы она его убедила: он ни при чем, он ни в чем не виноват. И хотелось, чтобы она убеждала его в долгом, тяжелом споре. Но, видимо, у Марты сегодня вечером не хватало на это терпения.
Неужели из-за обоев? Значит, она все-таки рассердилась? Вчера ему показалось, что жена не сердится. Она приехала, поставила чемодан, поцеловала Альбера, который нервничал, стоя в дверях, затем вошла, и улыбка тут же увяла на ее лице. Альбер съежился и совсем тихо, испуганно сказал, надеясь растрогать этим жену:
— Я… я думал, ты обрадуешься. Хотел тебе сделать сюрприз.
Вчера казалось, что Марта не сердится. Глаза ее вроде бы наполнились слезами, но она улыбнулась мужу и обняла его.
— Лучше бы ты мне изменял, — проговорила она. — Это бы меня меньше беспокоило.
Собственно говоря Марта хорошая жена. Очень миловидная. Альберу до сих пор всегда приятно на нее смотреть. Ласковая, веселая, добросердечная. Только последнее время не выносит, когда ее муж что-то мастерит. В первые безоблачные
В те времена Марта была согласна молчать долгими часами, пока Альбер, сидя по-турецки, занимался медитацией, которая требовала полной тишины. Беда в том, что Альбер не мог устоять перед книгами. С детства он был убежден, что в книгах сосредоточена вся мудрость, и по книгам ее можно освоить. Он учился по книгам йоге, ста способам практической защиты от ножа, плановому разведению домашних кошек, автослесарному мастерству, художественной фотографии, медитации-Дзэн, виртуозному вождению, кройке и шитью, разведению золотых рыбок. Была у него книга о том, каким должен быть хороший муж, и еще одна — заботливо, впрочем, спрятанная, о том, как быстро и результативно знакомиться с женщинами и заводить с ними связи.
Он осваивал по книге китайский язык, учился играть в шахматы, строить домики для уик-эндов. Альбер не мог устоять перед книгами. Не мог устоять перед мыслью о том, что всего за несколько франков у него, всегда под рукой руководства на все случаи жизни.
Неприятности начались, когда однажды под предлогом уборки Марта положила книги Альбера на самую верхнюю полку, и Лелаку, сколько бы раз он ни хотел выяснить, как, например, заставить машину дать задний ход, если дорога покрыта льдом, приходилось вынимать из кладовки маленькую стремянку. Страсти достигли предела, когда Альбер вздумал построить котел центрального отопления. Марта чуть не уехала из дому. По сравнению с этим искусство клеить обои ему еще дешево обошлось. «Здорово повезло», — решил Альбер. Ему хотелось, чтобы жена чуть-чуть пожалела его. Он вынул из холодильника кусочек сыра и принялся его грызть.
— Я не боялся, что мне достанется в драке. Скорее, эти двое просто вызвали у меня отвращение своей дикостью, жестокостью, с какой они накинулись друг на друга. Им наплевать было, что они могут поранить друг друга или даже убить. Они вообще не думали о последствиях.
Марта повернулась к нему, стараясь изобразить на усталом лице улыбку.
Она была учительницей, преподавала в средней школе английский язык, и когда выдавался тяжелый день, это было написано у нее на лице большими буквами. Как и сегодня. Не будь Лелак так занят собственными мыслями, он в первый же момент заметил бы ее усталость.
— Я и тебя видела в таком состоянии, — сказала жена.
— Да, — подумав, согласился Альбер. — Только тогда ты была рядом и схватила меня за руку.
Он вздохнул и вернулся в комнату. Лучше поразмышлять о деле Дюамеля. Он вытащил из-под телевизора «Пари семэн» с программой развлечений на неделю. А вдруг журналист в субботу отправился с кем-нибудь повеселиться? Вдруг он сказал этой своей партнерше, что в полночь ожидает визитера?
Программа на неделю была плотной брошюрой в палец толщиной. Париж предоставлял множество возможностей для развлечений. Идея казалась столь безнадежной, что Альбер даже не упомянул о ней Бришо. В программу телевидения он даже не заглянул. Пролистал программу кинотеатров. Известный журналист не пойдет в субботний вечер в кино. Может, еще утром в будни сходит на просмотр для работников прессы. Театр? Это вероятнее.