Убийство Принца Оборотня

Сагер Клэр

Он был чем-то средним между человеком и зверем, как оборотень из историй, которые я читал в детстве, только скорее кошачьим, чем волчьим.

Я не баллотировалась. Не смогла.

Также не мог мигать.

Но мои кости кричали мышцам двигаться — двигаться. Только когда мои плечи врезались в дерево, я поняла, что они оттеснили меня назад.

Эти длинные клыки полностью обнажились, когда его верхняя губа изогнулась.

Медленно, очень медленно он подкрался ближе. Его хвост, теперь пушистый

и толстый, мотался из стороны в сторону.

Страх сковал мои легкие. Серая пустота образовала пятна на краю моего поля зрения.

Какая-то часть меня все еще была в здравом уме и отмечала мои пульсирующие царапины и ушибы. В борьбе я потеряла вторую туфлю. Половины моей юбки не хватало. Ветки и иголки прилипли к моим волосам и покрыли щеку в том месте, где он прижал мое лицо к земле.

Но у этой части меня не было силы заставить мое тело двигаться.

Наконец, принц добрался до меня. Его когти, теперь еще большие, прошлись по краю моей скулы, по челюсти. Большим пальцем он наклонил мою голову набок, затем приблизил свое лицо.

— Ты так хорошо бегала, маленькая птичка. — Каждое слово отдавалось в моих ушах, жар резко контрастировал со страхом, наполняющим мои вены. В его голосе в этой зверочеловеческой форме слышалось мурлыканье. — Мне нравится твой бой. Он понравится мне еще больше, когда я сломаю его.

Мне было стыдно, что ему не пришлось держать меня за запястья или силой заставлять замереть. Какой смысл пытаться ударить его, когда он был таким огромным, таким сильным? Даже моя злонамеренная уступчивость казалась теперь глупой — каплей в море по сравнению с его властью.

Как я вообще могла подумать, что смогу победить фейри? Принца? Существо, способное менять свой облик на нечто настолько чудовищное?

Его рука — нечто среднее между кистью и лапой — скользнула к моему горлу и сомкнулась.

Вот и все. Он собирался меня задушить.

Если повезет, это будет быстро.

Прости, Зинния. Слезы навернулись у меня на глаза, когда его хватка усилилась — ровно настолько, чтобы я осознала это, но не настолько, чтобы я не могла дышать.

Он ткнулся носом мне за ухо. Его мех щекотал, заставляя мои мышцы напрячься.

Может быть, он не стал бы душить меня, а вместо этого вонзил бы свои удлиненные зубы в мою плоть.

— Я мог бы перегрызть тебе горло, — сказал он, как будто поняв, где блуждали мои мысли. — Эти зубы были созданы именно для этого. Я уже знаю, что твоя кровь восхитительна.

Я ненавидела себя за то, что угадала правильно.

— Твой страх пахнет так сладко, — пробормотал он мне в горло.

Дрожь пробежала по мне, несмотря на то, как сильно я старалась не шевелиться. Жар затопил мое глупое тело, которое не понимало разницы между мужчиной, собирающимся убить меня, и тем, кто собирается меня трахнуть. Я всегда любила грязные разговоры, и его тон соответствовал этому, низкий и глубокий. Прикосновение его губ к моей

коже было таким же, как у любовника, легким и дразнящим.

— Интересно, какая она на вкус.

Да. Он собирался укусить меня. Перегрызть мне горло, именно так, как он угрожал.

Его горячее дыхание овевало мою кожу, когда его большой палец сильнее надавил на мою голову. Чуть ниже воротника, шершавые прикосновения его языка к моему трепещущему пульсу заставили мое лицо покалывать. Его шероховатость была как у кошки, созданной для чистки. Но также и для отделения мяса от костей, как однажды сказал мне заводчик саблезубых кошек, трахая меня через стол. Он был слишком одержим своими кошками. Что бы он подумал о принце?

— Да, мне это нравится. — Он снова облизал мое горло. — Восхитительно. Возможно, мне придется попробовать каждую частичку тебя.

Я замерла, когда острие, которое на ощупь отличалось от его когтей — более крупное, менее острое, — прошлось от моей челюсти вниз к ключице, щелкнув по воротнику. Один из тех огромных клыков. Легкое прикосновение заставило меня вжаться в дерево, прекрасно понимая, что если он надавит чуть сильнее, я узнаю, что они все еще достаточно острые, чтобы проткнуть плоть.

Я пыталась игнорировать размер его тела, его упругость. Я пыталась не думать о большом члене, который увидела у него между ног, когда он подошел ближе. Или то, как его яйца в этой форме были покрыты короткой шерстью, которая блестела, как бархат. И я очень, очень старалась не думать о тех временах, когда Эрик доводил меня до оргазма, сжимая мое горло, как сейчас принц сжимал мое.

Но мое тело было предателем. Оно помнило все эти вещи. Сосредоточилось на них, как будто могло цепляться за них, когда он убивал меня, и это сделало бы мой конец немного менее ужасным. Мой пульс бился в горле, между бедер, внизу живота. Я не чувствовала холода тенистого леса, когда моя кожа горела.

Я не была уверена, что мне больше нужны чувства. Не тогда, когда они могли перейти от чувства вины за мою сестру к этому затаившему дыхание месту между желанием и страхом.

Быть мертвым внутри было лучше, чем шторм, бросающий меня из одной крайности в другую.

— Когда ты выступала передо мной, ты, казалось, хотела смерти, и все же… — Он прикусил острие между моей шеей и плечом, рядом с тем местом, где он ранил меня своим мечом.

У меня перехватило дыхание, я вздрогнула.

— И все же сегодня ты убегаешь от смерти, прячешься от ее обещаний. — Он отстранился, оскалив зубы в том, что, должно быть, было насмешкой в этом зверочеловеческом обличье. — Даже тебе есть что терять. Я это запомню.

Затем его жар, щекотание шерсти, грохот слов исчезли. Он зашагал прочь, бросив через плечо:

— Охота окончена.

Только когда я вдохнула свежий воздух и сняла ужасное напряжение в своем теле, я подняла голову и увидела его друзей среди деревьев.

Теперь была их очередь?