Убийство с хеппи-эндом
Шрифт:
– А как Ваня?
– Он крепкий орешек и не собирается сдаваться. У него прострелена сонная артерия, большая потеря крови, но врачи приехали вовремя, так что будем надеется, его смогут спасти. Пока он без сознания, но это и к лучшему… Его бросила жена.
– Да ты что? Как можно бросить в такой момент?
– Когда узнаешь подробности, еще не так возмутишься. Только я не уверена, что сейчас можно тебя волновать.
– Расскажи все!
– Нет, скажу, в общем. Мы разоблачили Стаса, я нашла Миру, случайно,
– Ага, – злорадно сказал Бони, – я так и думал, что вы не в том направлении ищете, а вот я откопал кое-что и уверен, что на правильном пути.
– Ой, Бони, я тебя умоляю! Это ты о старушках, фантазирующих от скуки? Да они такого наговорят, лишь бы их слушали!
– Ах, ты так! Я столько от них натерпелся, а ты не ценишь! Да может, у меня от них сотрясение мозга, а не от Ваниного удара. После той головомойки, что мне устроили все эти бабушки, легко можно с катушек съехать. Ты вынуждаешь меня сейчас же продолжить расследование! Все, хватит, ни минуты здесь больше не останусь!
Он решительно отбросил одеяло и попытался подняться. Я испугалась.
– Что ты? Что ты? Я тебе верю и сейчас же продолжу твое расследование. Ты только лежи и выздоравливай!
Бони лег на место и не смог сдержать победной улыбки. Ах ты, жук! Шантажист! Знает, что сейчас я не смогу ему отказать, вот и пользуется. Ладно уж, продолжу его дело, может, действительно, что-то полезное найду.
– Так что теперь мне нужно делать?
– Бог мой, она не помнит! Знаешь, это тебя нужно лечить вместо меня, чтобы память улучшилась.
– Бони, я действительно не знаю, что я должна помнить.
– Вот видишь, это потому, что вы с Ваней вчера надо мной насмехались и не слушали внимательно. Где листик с именем?
– Какой листик?
– Геля, не испытывай мое терпение! Если ты его потеряла, я тебе этого никогда не прощу. Опять ублажать паспортистку выше моих сил, тем более что я сейчас не в форме. Напоминаю, вчера в машине я тебе дал листочек бумаги, на котором было записано имя дочери новой бабушки с пятого этажа. Ты, кстати, обещала разыскать ее.
– Все, все, не нервничай, вспомнила! Уже ищу!
Я начала рыться в сумочке. Только бы он нашелся, этот важный для Бони клочок бумаги, а то вон как его разбирает, беднягу. В сумочке, которую мне не так давно аккуратно собрал Бони, царил хаос. Я вытащила косметичку, духи, расческу, ключи от машины и квартиры, права, пистолет, парик и даже бинокль. Сложила все это на кровать. У Бони брови поползли вверх, насколько позволяла ему это сделать повязка.
– Ну, ты даешь! А гранатомет у тебя там не завалялся, совершенно случайно? – спро– сил он.
– Не знаю, сейчас посмотрю! – спокойно ответила я.
– Не удивлюсь, если ты все-таки потеряла бумажку. В твоей сумочке можно
Уже практически отчаявшись найти нужный «документ», я вытряхнула сумку, и, о чудо, оттуда выпал потрепанный клочок бумаги. Я развернула его и прочла:
– Семечкина Лариса Петровна.
– Наконец-то! Поедешь и найдешь ее! – командирским тоном приказал Бони.
– Есть! – браво ответила я. – А где искать?
– Точно не знаю, но думаю, что начать нужно с ее мамы, которая, напоминаю, живет в нашем подъезде, на пятом этаже, в квартире над моей. Адрес нашего дома написать?
– Издеваешься? Я помню.
– Странно.
– Ладно, Боничка, пошути пока. Посмотрим, что ты скажешь, если эта Семечкина окажется совершенно ни при чем.
– Тогда я оставлю тебя в покое.
– Это радует. Лечу искать доказательства ее непричастности.
– Ищи, ищи, займись делом. Геля, у меня к тебе просьба.
– Кого-то еще найти?
– Нет. Зайди в салон, а то душа болит. Построй там всех, скажи, что я скоро приеду, пусть Маруся отменит некоторые встречи, она знает с кем. И вообще, держи их под контролем.
– Построить – это я, пожалуйста, это мое любимое занятие.
– Еще возьми у Маруси ключи от моей квартиры, у меня рыбка живет, ее нужно кормить.
– Что-то не припомню, чтоб видела там рыбку.
– У тебя, Геля, как я погляжу, памяти совсем нету, поэтому поверь на слово, у меня живет рыбка в аквариуме. Найдешь?
– Постараюсь. Все, Боничка, пока, выздоравливай, а я полетела.
Я поднялась и поцеловала его как раз вовремя, потому что в палату ворвался разъяренный врач:
– Кто вас сюда пустил?
– Все, меня уже нет. Извините! – И я пулей вылетела из клиники, села в свою любимую машину, пардон, в прохоровскую машину, мною любимую. В салоне приятно пахло кожей и моими новыми духами, было прохладно и уютно. Я завела мою ласточку, включила кондиционер и поехала для начала в салон красоты. Ладно, сделаю Бони приятно, найду эту Семечкину, пусть успокоится, а там поглядим. Нужно справиться о состоянии Вани. Мой сотовый, как оказалось, разрядился. Позвоню из салона, – решила я.
Маруся, как верный слуга, уже была на месте.
– Как дела? – спросила я.
– Пока все в порядке, еще рано, основные клиенты приезжают гораздо позже, когда выспятся. Только вот Борис Алексеевич так и не появился, уж не знаю, что и думать.
– Я как раз от него. Он поручил мне сказать, что он заболел, у него слабое сотрясение мозга и…
Я не успела закончить, потому, что Маруся зарыдала:
– Ой, какой ужас! Что же теперь будет? Как же мы без него? По миру пойдем! Разоримся! На кого же он нас оставил?